Я киваю.

— Я Вас понял, мисс Флауэрс.

И ее взгляд падает на ту самую возвышенность, на которую только что с вожделением смотрела Эбби. Она тут же вздрагивает и смотрит мне в глаза. Понимает, что ее взгляд я все же уловил. Краснеет.

— Как неприлично, Спенсер! — топает она ножкой и быстро направляется к выходу, оставляя меня наедине со своим стояком.

***

Из спальни я, уже одетый в какое-то шмотье, попадаю в столовую. Большой деревянный стол с кучей стульев. Чуть подальше — печь и камин, в котором установлен вертел и висящий на нем большой котел.

— Садись за стол, Маркус, — говорит Аня. Она русская и потому является обладательницей чудовищного акцента, присущего именно русским. Именно она стоит у этого самого котла и помешивает поварешкой. Когда я смотрю на нее, она улыбается.

Я даже удивляюсь — раньше она никогда не выказывала мне никакой симпатии…

Тут же вскакивает Бруно, большой накачанный красавец, усевшийся в самом торце стола. Он отодвигает стул, позволяя мне сесть.

— Садись, Маркус, — говорит он, и я едва удержал свою челюсть от очередного падения. — Это теперь твое место.

На другом конце стола сидит рассерженная мисс Флауэрс, порою поглядывающая на Эбби.

Два самых вакантных места принядлежат нашей учительнице… и мне?!

Когда я сажусь, он хлопает меня по плечу.

— Если бы не ты, мы с Эбби… да и вообще все — были бы убиты, — говорит Бруно Морфи и направляется к Моррису, усевшемуся рядом с нашей испаночкой Марией Кармен. Поднимает того за шкварник и садится рядом с ней сам.

— Спасибо тебе, Маркус, — говорит Эдуар, французик и по совместительству брат-близнец изящной Жеральдин.

— Мы не знаем, что это было, но… — начинает его сестра, но заканчивает вместо нее Крис:

— Но это было охерительно круто, бро! Я записал на камеру! Хочешь позырить?!

И тут я вспомнил.

Вспомнил, о чем все говорят.

Я вспомнил все.

И ощутил… страх.

— Короче, — вмешивается Бруно, ложа руки на стол и соединяя их в замок, — нам заплатили за победу. Мешок золота. Джим пересчитал — там было ровно сто монет. Мы решили, что будем брать оттуда лишь на самое необходимое. И сейчас там…

— Девяносто восемь золотых, — перебивает его Джимми, мой чернокожий дружбан, — сорок четыре серебряных и тринадцать железных. Также нам дали еще один мешочек, но он поменьше. Сказали, что это личная премия именно тебе за такое… выступление.

Единственная часть одежды Джимми, которая была из нашего мира, — это очки. Все остальное явно принадлежало именно этой вселенной.

Я отвлекаюсь, когда Корделия (подружка-задротка Эбби) кладет черный кожаный мешочек прямо передо мной. Он звенит.

— Там — чисто твоя доля, — говорит Джимми. — А тут — как бы на нас всех. Так объяснили стражники.

— Стражники?

— Мы тут… как бы в плену, Марк, — отвечает он.

— Сначала у нас была паника, — спокойно констатирует садящаяся рядом с Эбби Корделия. — Слезы, крики, все дела… но уже третий, — она закатывает глаза, — четвертый день. Так что, вроде как… все смирились.

— Мы в плену, — говорю я, тыкая в мешочек пальцем, — но нам платят?

— Мы как бы… типа под арестом с запретом покидать наш район, — объясняет Моррис. Впервые он не смотрит на меня с усмешкой, да и вообще больше не напоминает гиену.