|
— Молчи, очаровательная рабыня, — приказал я. — Да, господин, — произнесла леди Флоренс. — Завтра, — тихо прошептала она, — ты вернешься со мной в мои владения и освободишь меня. — Нет. — Ты не можешь продать меня, — сказала леди Флоренс, — это безумие! — Никакого безумия, — ответил я, — ты просто предмет купли-продажи. — Ты не можешь продать меня после всего, что я сделала для тебя этой ночью, — она начала плакать, — я вела себя как рабыня! Я подтянул леди Флоренс к себе за поводок. Она застонала. Потом я повернул ее на спину и, положив руку ей под подбородок, заставил откинуть голову. — Как рабыня, — снова сказала она. Я поцеловал ее в губы и поднял голову. — Сейчас ты снова повторишь это, — прошептал я. — Я должна, — ответила леди Флоренс, — ты держишь меня на поводке. Она извивалась и стонала в моих объятиях. На шее у нее был поводок, а руки связаны сзади. — Ты станешь горячей рабыней, — заметил я. — Я на привязи, — сказала она, — я должна повиноваться. — Ты по сути своей — рабыня. Это гораздо сильнее поводков и ошейников. — Ласкай меня! — молила она, приподнявшись, и прижалась ко мне. — Ты великолепна, леди Флоренс, — промолвил я. — Я хочу, я хочу, — в ужасе прошептала она. — Что? — Я хочу кричать, как покоренная рабыня! — Так кричи! — Я — рабыня! — рыдала она. — Я признаю это! Затем она задрожала в моих руках так сильно, что я едва удержал ее, а потом зарыдала от радости. Я продолжал обнимать и целовать ее. Она была красива, я вошел в нее в порыве страсти, и мы слились в экстазе. — Спасибо, господин, — прошептала леди Флоренс. Я не отпускал ее. — Я — рабыня, верно? — спросила она. — Верно. — Я всегда боялась, что это так, — призналась она. — Само по себе это не страшно, — успокоил ее я, — бояться надо состояния рабства и своих будущих хозяев. — Я этого и боюсь. Но разве настоящая рабыня вроде меня не должна быть в рабстве и иметь хозяина? Ведь иначе она не сможет быть полностью удовлетворена. — В том мире, который я когда-то знал, под названием Земля, — проговорил я, — принято не исполнять желания рабынь. А по некоторым законам их вообще нельзя удовлетворять. — Жестокие законы, — произнесла она. — Мир Гора тоже жесток, — сказал я, — но его жестокость не лицемерная, а открытая. Она честна и понятна. Не разрушительна, не коварна. Горианцу не придет в голову отказать рабыне в праве на ошейник. Ее не заставят разрушать и скрывать свои глубочайшие биологические склонности и чувства, жажду быть женщиной, принадлежащей мужчине. — Я — рабыня, — проговорила леди Флоренс. — Да. |
