Овальная форма табакерки с вписанным в крышку тоже овальным медальоном была излюбленной в эпоху классицизма.

Барончик взял вещицу в руки. Начал, как всегда, с ласкового поглаживания. В годовом клейме читались лишь первые две цифры «18» и последняя "9". 1809 год.

И теперь — главное: в овальном медальоне были из алмазов выложены инициалы — вензель Наполеона Бонапарта. А на оборотной стороне крышки красовался эмалевый портрет самого императора.

— Бриллианты очень чистой воды, — прошептал, словно боясь отвлечь от раздумий всесильного магната, старый ювелир.

— Я вижу, — мрачно обрезал тот.

— Клеймо заметили? — робко спросил мэтр Жерюмо.

Его и слепой бы заметил. Такое клеймо, Барончик знал, ставил Отто Самуил Кейбель, известный петербургский ювелир, с 1797 года — цеховой мастер золотого дела, и его сын и ученик Иоганн Вильгельм.

— Думаю, это работа Кейбеля-отца, — рискнул уточнить француз.

Но Лев Борисович словно не слышал его. Клеймо «Keibel» расплылось перед глазами.

Тем временем официант, бесшумно двигаясь, поставил на край стола две фарфоровые тарелочки с грушами и положил два острых золоченых ножичка для фруктов.

Ювелир видел, что вещица нравится Барончику. Ему бы дождаться, когда клиент сам предложит свою цену. Можно было не сомневаться, что она и в начальной стадии торгов будет немалой. Да черт попутал. Или жадность. Не обратил внимания мэтр Жерюмо, что барон не в себе, что его буквально гложет какая-то тревога, тоска, забота...

Барончик придвинул к себе табакерку.

— Сколько вы хотите за эту безделицу? — спросил он, не поднимая глаз.

— Ну никак не меньше 350 тысяч долларов.

— Много, — все так же не поднимая глаз, парировал магнат.

— Но тут одни камни тянут на три сотни, а еще золото, и главное — работа, имя ювелира!

— Много, — все так же мрачно возразил Барончик.

— Ну уж и не знаю, что сказать. В конце концов, найдутся другие...

— Когда вещь заказываю я, другие не находятся.

— Я понимаю, но где же выход? Я не могу отдать вещь даром.

— Никто и не ждет этого. Даром... Триста пятьдесят тысяч — это, батенька, не даром, — продолжал гнуть свое скупой барон.

Ювелир растерялся. Он сотрудничал с Барончиком не первый год. Тот никогда не торговался, доверяя ему и полагая, что мэтр Жерюмо всегда предлагает ему реальную цену. Что случилось с клиентом?

Казалось, дурное настроение не позволяло барону де Понсе увидеть ситуацию со стороны. Впрочем, с юмором у него всегда было не очень.

— Вещицу с руками оторвут, если я выставлю ее на аукционе «Дома Друо», — все-таки попробовал еще раз сторговаться несчастный ювелир.

— И заработаете там не более трехсот тысяч, — Лев Борисович был неумолим. — Я же и предлагаю вам триста.

— Но если «засветиться» в «Доме Друо», это добавит мне репутации. А вам я продаю вещи как бы «в темную». Вы же никогда не обозначите ее в каталоге...

— Вот еще! Буду я давать сведения о своей коллекции в какие-то каталоги, — фыркнул Барончик.

— А если в каталоге не указано, что вещица поступила в коллекцию через торговый дом такого-то антиквара, антиквар теряет, как это теперь говорят у нас во Франции, в «промоушен»...

— И все же я настаиваю на трехстах, — уперся жадный барон.