— Я сам обслужу клиента, — заметил Эрни опешившей девушке и, изобразив на каменном плотном лице что-то наподобие улыбки, склонился перед клиентом. — Предпочитаете французский легкий завтрак, месье? Могу подать английский ланч или немецкие сосиски с капустой, — по-французски спросил он.

— Нет-нет, стакан холодной воды и чашку кофе, — ответил мэтр. — И еще — небольшую плитку швейцарского шоколада. О нем мне напомнил ваш французский. В нем есть небольшой швейцарский акцент. Вы оттуда, не правда ли?

— Вы угадали, — сделав вид, что слова посетителя его чрезвычайно обрадовали, ответил толстый швейцарец.

Через пару минут перед Жюлем уже стояли запотевший стакан с «Виши», чашка ароматного дымящегося кофе и плитка шоколада «Сюисс-кола».

Месьер сделал глоток кофе, запил глотком холодной воды и сунул в рот дольку шоколада. Говорят, что шоколад поднимает настроение. Дело в том, что с тех пор как мэтр получил коробочку с брошью для передачи русским, его не покидало чувство тревоги. Почему-то перед глазами все это время стояли лица Мадлен, референта торгового дома «Диамант» с непроницаемым лицом, который провожал его в аэропорту «Орли», водителя, который встречал его в Ницце, отца и сына Реколет. Месьеру сейчас казалось, что на всех этих лицах, когда они были обращены к нему, были жалость и сочувствие. Так смотрят на больного раком, зная, что дни его сочтены, или на приговоренного к смертной казни.

«А, ерунда. Чего мне бояться? — попробовал он успокоить разбушевавшиеся нервы. — Я четко выполнял все поручения босса на протяжении года. И я не представляю никакой опасности. Разве что..., может быть, этот русский?.. Странная какая-то во рту горечь. От швейцарского шоколада или от кофе?..» Он быстро разжевал дольку шоколада. Нет, это был его любимый черный шоколад, но он не горчил. Жюль отхлебнул глоток кофе. Тоже никакой горечи. Но не может же горчить вода? Он отхлебнул глоток воды.

Как ни странно, горчила все-таки вода. Месьер успел еще задуматься над этой странностью. Но додумать свою мысль до конца не успел. Грудь наполнилась чем-то горячим, словно ее изнутри ошпарили кипятком. Сильно сдавило сосуды в голове, он еще смог дотянуться ладонями до висков. Но руки тут же бессильно упали. Изнутри рванула наружу такая страшная боль, что не то что крика, легкого выдоха не последовало из его рта.

Последнее, что Жюль Месьер увидел в этой жизни, был старый белый шпиц, присевший «по большому» прямо перед кафе. Его хозяйка, хрупкая старушка лет семидесяти, благоговейно наблюдала за потугами любимца, даже не пытаясь его уговорить выбрать для этого занятия какое-нибудь другое место.

— Я всегда говорил, что эта французская привычка пить крепкий турецкий кофе с холодной водой до добра не доводит, — нравоучительно заметил Ганс Эрни, подходя к клиенту и собирая на поднос стакан с водой, чашку с недопитым кофе и плитку недоеденного шоколада. — Ему плохо. Звони доктору Рюбеншталю. Может, он успеет помочь этому несчастному. Но, судя по всему, — инфаркт. Ему уже никто не поможет. Он уже на пути туда, — и толстый швейцарец благоговейно показал в сторону бегущих по небу облаков.

Доктор Рюбеншталь однозначно констатировал смерть неизвестного господина от инфаркта. Прибывший на место комиссар полиции занес мнение доктора в протокол. Путем быстро проведенных опросов владельцев соседних магазинов, пансионов, прохожих, он установил, что приезжий — по документам, ювелир из Парижа — остановился в пансионе «Дом Рабель». Однако анализ содержимого саквояжа, остававшегося в номере, ничего не добавил к картине смерти.

В Монте-Карло привыкли к смерти от инфаркта и инсульта. Здесь люди испытывают сильные эмоции.