Другие девочки (Арина, хоть и стеснялась, расспрашивала их в перерывах) достигли гораздо большего просветления. Кто-то умел управлять снами: «Моего зайчика нет со мной днем, но ночью он всегда рядом». Иные могли и безо всякой поющей чаши и расслабляющих слов вогнать себя в транс. «Но с Львом ярче получается, красивее».

Иногда Арине поручали: вымыть пол, убрать в кухне или приготовить на всех салат из фермерских овощей. Повинность она исполняла с улыбкой.

А вот основную свою работу — в одночасье возненавидела.

Кому нужен их жалкий оркестр? В чем радость — ездить по подмосковным домам культуры, играть в полупустых залах? Зачем тратить драгоценное время: учить свою партитуру, потом бесконечно репетировать?

А главное: оркестр отнимал ее от мамы.

Когда человек только отбывает повинность, это видно сразу.

Дирижер прежде вообще ее не замечал, а теперь все чаще останавливал репетицию. Прикрикивал:

— Ты, желтоглазая с хвостиком! Опять опоздала на полтакта!

Арина краснела, пыталась сосредоточиться, но через полчаса делала новый ляп.

Дирижер терпел десять дней. На одиннадцатый велел остаться. С кислым видом спросил:

— Чем я могу тебе помочь?

Арина удивилась:

— Я думала, вы меня увольнять позвали.

— Ну, что мы — звери? — укоризненно проговорил он. — У тебя психологическая травма. Да и где я скрипачку найду — на твою зарплату?

— Мне нужен отпуск, — быстро сказала она.

Дирижер прищурился:

— Будешь сидеть в квартире и рыдать?

— Нет, — заторопилась Арина. — Я хожу в антикризисный центр, мне там помогают.

— Что еще за центр?

— Ну… частный.

— Не знаю, как тебе там помогают, — безапелляционно молвил босс. — Но играть скоро совсем разучишься.

Вырвал из блокнота листок, написал что-то, протянул.

— Вот, держи. Телефон нормального врача. Обязательно позвони и сходи.

— А зачем мне к врачу?

— Уж поверь опытному, — усмехнулся дирижер. — Депрессию лучше в самом начале поймать — чем потом в дурке валяться полгода.

— Нет у меня никакой депрессии! — возмутилась Арина.

— Ой, слушай. Я с вашей творческой братией двадцать лет работаю. Вижу каждого насквозь. Попьешь таблеточек — слабеньких, безобидных — и будет полный нормуль.

— За психичку меня, значит, считаете, — буркнула Арина.

Сунула листочек в сумку, пообещала:

— Позвоню обязательно.

Зашла в туалет и порвала бумажку в мелкие клочки.

Надо уволиться. А с голоду не умереть ей Лев Людовикович поможет. Надо попроситься в центр на постоянное место жительства. Она согласна и готовить, и убирать. Даже на секс согласна. Только бы позволили присутствовать на медитациях.

Федор Константинович долго не мог поверить в смерть давней подруги. Просто в голову прийти не могло. Ведь в ночь на первое он звонил Горошевым. Приятельница веселым голосом отчиталась: сидим за столом, смотрим «Профессионала», оливье с креветками удался.

— По нашему телевидению больше ничего нет? — усмехнулся он.

— Арина сказала: Бельмондо стоит пятерых Киркоровых.

Федор вздохнул. Неразумно поощрять дочкино затворничество. Арина от рождения бука, вечно комплексовала: лицо не то, фигура не такая. Ее бы отдать в командный спорт или в театральную студию, пусть самую что ни на есть любительскую. Встряхнуть, раскрепостить.