— Наверняка. — Эва завязала пакет с мусором и пошла к двери. Теперь ей следовало быть осторожной. — Они учитывают это, когда определяют степень вины, проявляет ли человек какие-то признаки раскаяния или нет.

— Ха! Они могут сказать что угодно и легко отделаться.

— Думаю, это не так просто. Ведь у них же есть разные эксперты, которые могут определить, врет человек или нет.

Она сказала это, и ей самой стало страшно.

Эва вышла из дома, и он слышал, как она возится с крышкой мусорного бака. Он подождал немного, но она не вернулась в дом. С девочкой что-то происходит, подумал он, судя по всему, она занимается чем-то, о чем не хочет мне рассказывать. Я все-таки неплохо ее знаю и вижу, когда она что-то скрывает, так было, например, когда умерла фру Сколленборг. У девочки случилась тогда жуткая истерика, и в этом было что-то ненормальное, старухе было почти девяносто, никто из детей ее не любил, она была старой хулиганкой. А сейчас она возится в подвале, что она там делает?

Он размышлял об этом, пытаясь прикурить от одноразовой зажигалки; она никак не хотела давать огонь; он сильно потер ее между сухими ладонями, пока, наконец, не смог прикурить. Ему удавалось до десяти раз извлекать огонь из пустых зажигалок. Да уж, пенсия приучает к экономии, подумал он.

— Что ты хочешь еще, кроме вырезки? — спросила Эва. Она, наконец, поднялась из подвала, держа в руках форму для запекания.

— Зачем тебе эта штука?

— Нашла в подвале, — быстро ответила она. — Запеку в ней овощи.

— А разве овощи не варят?

— В этой штуке тоже можно. Ты любишь брокколи? Если сделать ее нежной, немного соли и сливочного масла?

— Посмотри, хватит ли у меня красного вина.

— У тебя его прорва. Я даже не знала, что у тебя целый склад в подвале.

— Это на тот случай, если я лишусь своей помощницы по хозяйству. Ни в чем нельзя быть уверенным. Власти коммуны все думают, на чем бы сэкономить, только в этом году они собираются сэкономить двадцать миллионов. — Он яростно попыхивал сигаретой, словно давая понять, что не желает слышать никаких комментариев.

— С каких пор тебя стала интересовать еда? — спросил он неожиданно. — Ты же обычно ничего, кроме хлеба, не ешь.

— Может, я начинаю, наконец, взрослеть. Да не знаю, просто захотелось почему-то. И вообще: каша и вино плохо сочетаются.

— Ерунда. Хорошая ржаная каша, да еще со шкварками, и если хорошо посолить, да красного винца, — вот это объедение!

— Я поеду к Лоренцену, там хорошее мясо. Еще что-нибудь хочешь?

— Разве что вечную молодость, — хмыкнул он.

Эва наморщила лоб. Она не любила, когда он так говорил.

Как ни в чем не бывало, она попросила взвесить ей полкило вырезки.

Продавщица за прилавком имела исключительно цветущий вид, на руках у нее были одноразовые перчатки, она решительно ухватила солидный кусок мяса, темного, цветом напоминающего печенку. Неужели вырезка действительно так выглядит?

— Вам куском или порезать?

Она уже занесла нож.

— Не знаю… А как лучше?

— Тонкие куски. Дождитесь, когда масло станет темно-коричневым, а потом быстро опустите их на сковородку. Очень ненадолго. Представьте, что надо пробежать босиком по только что уложенному асфальту.