«Остров начал пустеть, — объяснял Кобан. — Когда приплыли вы, земляне, нас оставалось лишь несколько тысяч человек, живших в полупустом городе. Океан поглотил половину населения. В основном уходила молодежь, покидала семьи, отделываясь от всякой ответственности».

— А почему вы не пытались их удержать? — спросила, заикаясь, Зигрид.

«Потому что мы не являемся народом, у которого много законов и запретов, как у вас, людей с планеты Земля. У нас каждый может выбирать свою форму. Кто сказал, что человеческая телесная оболочка стоит выше остальных? Некоторые даже думают, что люди — лишь переходное состояние и что настоящий пик развития разумного существа происходит в океане. Мы никогда не пытались задержать тех, кто уходил на песчаный берег, против их воли».

Зигрид вспомнила одну из картин, показанных ей Кобаном. Вот он на следующий день после шторма идет по берегу, чтобы спасти пловцов, выброшенных волнами. Некоторые женщины, лежа наполовину в воде, до бедер еще оставались рыбами и выглядели странными, потерявшими сознание русалками, сломленными под ударами водяных пощечин. Кобан хватал их под руки и вытаскивал на сушу, чтобы они приняли человеческую форму с головы до ног. Как только солнце высушивало воду на их коже, происходило обратное превращение — чешуя исчезала, хвостовой плавник делился на две части, и появлялись ноги.

«Затем я ждал, пока они откроют глаза, — рассказывал тогда юноша. — По одному взгляду я мог сразу понять, поглотила ли рыбья оболочка все их воспоминания. Я обнимал их, как тебя, чтобы поддержать, передать им чувство доверия, чтобы они поняли, что не одни. Потом долго массировал их тело, таким образом внедряя в них основную информацию, которую проведенное в водных глубинах время стерло из их бедных голов. За сколькими выброшенными на берег я ухаживал! Некоторые называли меня „рыбьим доктором“, но благодаря мне они вновь становились людьми. Я делился с ними своими воспоминаниями, всем, что знал, я давал им возможность обкрадывать меня, копаться в закоулках моей памяти. И у кого-то из них возникало желание остаться на земле. И они вновь учились человеческой жизни. Эти люди, уже взрослые, были похожи на усталых младенцев, едва стоящих на ногах. Ну да, им ведь трудно было ходить. Знаешь, я думаю, что многие, кто потом вновь приходил на песчаный берег, поступали так из-за веса собственного тела. Из-за земного тяготения и трудности оставаться прямостоячим. Лишь на земле чувствуешь и осознаешь тяжесть своего тела. В воде оно никогда не тянет тебя вниз».

В этот момент Зигрид почувствовала страшную усталость. Тотчас же передача информации прекратилась. Но за те две-три секунды, пока падала в темный колодец беспамятства, девушка испытала ужасное чувство одиночества.

«Вернись! — попыталась закричать она. — Кобан, вернись… Я не могу больше жить без тебя!»

Глава 22

Жизнь подаренная, жизнь отнятая

Происходило нечто странное. Нечто, не имеющее отношения к течению времени.

«Я едва его знаю, — думала Зигрид, — а кажется, будто провела всю свою жизнь с ним. Мне кажется, что вот уже долгие годы мы живем вместе, что мы играли в одни и те же игры, когда были детьми».

Она в конце концов поняла: такое впечатление возникло у нее от воспоминаний юноши. В каждом из них было чувство ностальгии, скрытая радость, меланхолия. Вопреки заявлениям Кобана, ей не казалось, что она рассеянным взглядом пробежала информацию в административном докладе или вычитала из книги.