– Они пытаются потопить лодку! – проревел он, когда следующая очередь подняла у пляжа клубы песка.

– Дай-ка мне это, – рявкнул я и вырвал у него карабин, бросив взамен ему «Калашникова», а затем стащил с его плеча ремень рюкзака. Его меткость была явно недостаточной, для предстоящей мне тонкой работы.

– Оставайся здесь, сказал я ему и пригнувшись бросился вдоль дуги залива.

Я уже почти полностью пришел в себя от взрыва. Как только добежал до мыса, ближайшего к стоящему на якоре судна, я распластался на животе и прижал к плечу длинный приклад карабина. Пулеметчики все еще увлеченно палили по вельботу, и вокруг него один за другим беспрестанно взлетали фонтаны песка и воды. Передняя броня пулемета была обращен ко мне торцом и мне были видны незащищенные спины и бока матросов.

Я переключил селектор оружия на одиночные выстрелы, сделал несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться после быстрого бега по рыхлому песку.

Пулеметчик нажимал рычаги управления, крепко прижавшись лбом к подушечке над смотровой прорезью. Я прицелился в него и нажал курок. Выстрел выбил его из сидения, и он вылетел в сторону через палубу. Лишившись управления, наводящие рукоятки стали вертеться сами по себе и дуло пулемета поднялось прямо к небу. Двое помощников в замешательстве обернулись, и я послал в их сторону еще пару выстрелов. Их замешательство сменилось паникой, они покинули пост и пустились бегом по палубе и нырнули в открытый люк.

Я перевел мушку выше – к капитанскому мостику. Три выстрела в собравшихся там матросов и офицеров разбудили приятный для моих ушей хор воплей, и мостик опустел, как по мановению волшебной палочки. Моторная лодка с беглецами подошла к судну, и я еще тремя выстрелами заставил матросов поторопиться подняться на борт и укрыться в каюте. Они даже не удосужились привязать лодку, и она отплыла в сторону от судна.

Я сменил магазин, а затем, хорошенько прицелившись, послал по пуле в каждый обращенный ко мне иллюминатор. После каждого выстрела до меня доносился треск разбиваемого стекла.

Терпение командующего Сулеймана Дада, по видимому, подошло к концу. Я услышал как ожила лебедка, и якорная цепь поползла вверх из воды, наматываясь на ворот. С нее сбегали сверкающие потоки воды, и в тот момент, когда якорь вырвался на поверхность, моторы судна заурчали, вспенив воду из-под кормы, и оно развернулось в сторону выхода из лагуны.

На всякий случай я еще вел по нему огонь, когда судно Дада проходило мимо моего укрытия – мне не хотелось, чтобы оно изменило свое намерение покинуть остров.

Мостик был заслонен грязным холщовым экраном от ветра, но я знал, что за ним, не поднимая головы, лежит рулевой. Я посылал сквозь холстину выстрел за выстрелом, пытаясь обнаружить его. Так как это не принесло очевидных результатов, я вновь переключил внимание на иллюминаторы, в надежде вызвать веселый рикошет внутри трюма.

Судно быстро набирало скорость, пока не поплыло, покачивая боками, как старая леди, спешащая на автобус. Оно обогнуло мыс, и я встал, отряхивая песок. Затем я перезарядил ружье и пустился рысцой через пальмовую рощу.

К тому времени, когда я достиг северной оконечности острова и довольно высоко взобрался на склон, чтобы посмотреть на глубоководный пролив, кораблик уже успел отплыть на целую милю, твердо держа курс на видневшийся вдали берег Африки – крошечный белый силуэт на фоне зеленых красок моря и более резкой голубизны неба.

Я сунул карабин под мышку и нашел удобное место, откуда мог наблюдать движение судна. По моим часам было десять минут одиннадцатого, и я начал беспокоиться, как бы ящик со взрывчаткой, привязанной под кормой, не оторвало течением и не смыло винтами.

Спасательное судно как раз проходило между подводными внешними рифами, перед тем, как выйти в открытые прибрежные воды. Вода над рифами мерно вздымалась, будто какое-то чудовище, лежа на дне, выдыхало на поверхность белую пену.