Затем я дал ей еще две таблетки кодеина и повел к пляжу. Было уже темно. В одной руке я сжимал фонарик, а другой придерживал Шерри. Мы подошли к пляжу и я на минуту остановился в раздумье. Мне казалось, что-то было не так, и я посветил фонариком на сваленный в лодке груз. Я тут же понял, в чем дело, и мгновенно почувствовал спазм в животе. Исчез карабин, а я оставлял его лежащим в вельботе.
– Шерри, – настойчиво прошептал я. – Присядь и оставайся здесь, пока я тебя не позову.
Она тут же опустилась на песок возле днища вельбота, а я в отчаянии принялся искать оружие. Сначала я подумал о подводном ружье, но оно было завалено канистрами, мой нож все еще торчал в стволе пальмы, я совсем позабыл о нем. Может, сгодится ключ из ящика с инструментами, только и успел подумать я.
– Ладно, Харри, твое ружье у меня, – раздался в темноте за моей спиной низкий хрипловатый голос. – Не поворачивайся и не делай глупостей.
Он должно быть лежал в роще, после того, как забрал ружье, а теперь бесшумно подкрался к нам. Я окаменел.
– Не поворачивайся, брось назад мне твой фонарь. Через плечо.
Я выполнил его приказ и услышал, как хрустнул песок у него под ногами, когда он согнулся за ним.
– Прекрасно, а теперь повернись, но помедленней.
Когда я повернулся, он направил мощный слепящий луч света мне прямо в глаза. Однако, я все равно мог различить громадные телеса человека позади луча.
– Удачно доплыл, Сулейман? – спросил я. Мне было видно, что на нем были лишь короткие белые трусы, и его неохватное брюхо и толстые бесформенные ноги блестели от влаги в отраженном свете фонарика.
– У меня уже начала развиваться аллергия на твои шутки, Харри, – он снова заговорил своим глубоким, хорошо поставленным голосом, а я слишком поздно вспомнил, что страдающий избыточным весом человек становится легким и плавучим – его поддерживает соленая морская вода.
Однако, даже подталкиваемый наступающим приливом, Дада сотворил чудеса, оставшись в живых после взрыва и проплыв две мили к берегу по беспокойному морю. Я сомневаюсь, что подобное удалось кому-нибудь из его людей.
– Сначала, я думаю выстрелить тебе в живот, – заговорил он снова, и я увидел лежащую прикладом на его левом локте винтовку. – Говорят, что это самое болезненное место при ранении.
Несколько мгновений мы молчали, пока Сулейман сделал несколько свистящих астматических вздохов, а я в это время отчаянно пытался придумать что-нибудь, способное отвлечь его внимание. Мне нужен был шанс, чтобы ухватиться за дуло карабина.
– Я не думаю, чтобы ты захотел опуститься на колени и молить меня о пощаде?
– Иди ты в задницу, Сулейман, – ответил я.
– Нет, конечно же, ты на это не пойдешь. А жаль. Я бы получил огромное удовольствие. Но подумай о девушке, Харри, ради нее можно было бы и поступиться гордостью.
Мы оба услышали приближение Чабби. Он знал, что по пляжу нельзя пройти незамеченным, даже в темноте. Он хотел опередить Сулеймана, хотя, наверно, и знал, что не успеет. Скорее всего, он пошел на этот шаг, чтобы отвлечь внимание Дада от меня, ведь это мне было так отчаянно необходимо. Он быстро выбежал из темноты, не говоря ни слова – его выдавали лишь предательский хруст песка под ногами. Даже когда Сулейман Дада вскинул в его сторону ружье, Чабби, не дрогнув, продолжал бег.
Раздался треск выстрела, и подобная молнии вспышка сверкнула из дула, но еще до этого момента я преодолел расстояние между мной и чернокожим великаном. Краем глаза я заметил, что Чабби упал, а Сулейман Дада приготовился перевести ружье на меня. Я бросился мимо дула карабина и с разбега толкнул Дада плечом в грудь. Я надеялся переломать ему ребра, как жертве автокатастрофы, но вместо этого я обнаружил, что толстые подушки его телес поглотили всю мою силу удара. |