Тем временем Муса выполнял необходимую перед отделением проверку, получая подтверждения от наземного командования и экипажа станции. Коле предстояло мало работы: основной его обязанностью в тот момент была проверка давления в своем скафандре. «Союз» был разработкой российских конструкторов, и, в отличие от американских кораблей, ориентированных на пилотов-людей, в соответствии с американскими инженерными традициями, большинство его систем работало в автоматическом режиме. Сейбл не переставала ворчать, пытаясь дотянуться до различных элементов управления кораблем, которые были расположены по всей капсуле, в разных местах и под разным углом. Некоторые были абсолютно недоступны, и по опыту бывалых космонавтов их было легче толкнуть палкой. Но Коля испытывал какую-то непонятную гордость за низкотехнологический утилитарный дизайн их «Союза».

«Союз» напоминал перечницу зеленого цвета с прикрепленными по бокам ее цилиндрических стенок кружевными крыльями, на которых располагались солнечные батареи. Сейчас он отражался в иллюминаторах орбитальной станции, купаясь в сверкающих огнях космоса. «Союз» был похож на нескладное насекомое и действительно был неуклюжей «старой пташкой» на фоне современных американских космических летательных аппаратов. Но эта «старая пташка» снискала себе международную славу. «Союз» родился в период холодной войны, во времена «Аполлона», и был действительно рассчитан на то, чтобы совершать полеты на Луну. Примечательным был тот факт, что история программы «Союз» была длиннее Колиной жизни в два раза. В 2037 году люди вновь вернулись на Луну — и на этот раз среди них были и россияне! Но в таких экзотических путешествиях для моделей серии «Союз» места не нашлось. Теперь этим надежным рабочим лошадкам суждено доставлять и забирать грузы на потрепанную временем Международную космическую станцию (славу которой давно затмили миссии на Марс), на которой велись научные исследования (значимость которых уже давно превзошли проекты на спутнике Земли). Но все же МКС оставалась на орбите, удерживаемая на плаву за счет безынициативности и гордыни политиков.

Наконец настал момент расстыковки. Коля почувствовал слабый удар, услышал едва различимый шум и ощутил, как грусть кольнула в сердце. Но его быстро взбодрили неоднократно повторенные капитаном позывные корабля, Муса настойчиво обращался в центр управления полетом на Земле: «Стерео один, это Стерео один…»

До назначенного времени начала посадки оставалось еще три часа, и экипаж принялся «осуществлять инспекцию состояния наружной части станции». Муса запустил программу в бортовом компьютере, и «Союз» со своими включенными двигателями малой тяги начал один за другим нарезать круги вокруг станции. При каждом включении двигателя раздавался такой звук, словно о корпус их корабля ударяли кузнечным молотом, и Коля мог видеть, как из маленьких сопел вылетали фонтаны продуктов сгорания топлива. Земля и станция кружились вокруг корабля в медленном танце. Но времени насладиться представлением у Коли почти не было: вместе с Сейбл, расположившись у иллюминатора, он вручную фотографировал станцию, страхуя работу автоматических объективов, расположенных на внешней поверхности корпуса «Союза». В тяжелых перчатках скафандра это было трудной задачей.

Каждый маневр с включением двигателей малой тяги все больше отдалял «Союз» от станции. Наконец радиосигнал на прямой видимости стали искажать помехи, и, в знак прощания, экипаж станции включил для них музыку. Сквозь шипение и треск к ним доносился вальс Штрауса с металлическим привкусом, и Коля поддался легкому чувству ностальгии. Он сильно привязался к этой станции.