Вдоль позвоночника прошла ещё одна волна боли, за доли секунды достигнув затылка, а следом и висков. Я попыталась дернуться, замолотить руками и ногами, но они были слишком слабы, чтобы беспрекословно подчиняться. Лишь пальцы послушались, попробовали вонзиться в землю, но не вышло. Подо мной были асфальт и вода.
Я лежала на левом боку в холодной луже, мокрая и жалкая, а сверху лились целые потоки — в реальности, как и в странном сне, шёл дождь. Оба крыла безжизненно распластались за спиной. Кажется, при падении я умудрилась сломать и второе. Боль была невыносимой, словно по пернатым конечностям орудовало с десяток ножей. Но я сжала зубы, и попробовала подняться на четвереньки, чтобы отползти подальше от молотящих по беззащитному телу дождевых струй.
Укрытие было рядом — потрепанный временем козырек над крыльцом магазина с заляпанными грязью стёклами. Но мне расстояние показалось столь же длинным, как путь от платформы до разрушающегося города. Преодолев гряду луж, я рухнула на ступени, и лишь пролежав пластом минут десять, взобралась на сухую площадку. И снова легла — на живот, чтобы поврежденным крыльям стало чуточку легче. Так и замерла, слушая разбушевавшийся дождь.
…Не знаю, сколько прошло времени. Быть может, целое столетие или всего несколько минут. Но, когда я в следующий раз разорвала паутину боли и разжала веки, в мёртвый Мир вернулось солнце. Теплые лучи гладили мокрый асфальт, стараясь поскорее уничтожить грязные серые лужи. Если после ливня небо пустой Вселенной и раскрашивала радуга, то я её пропустила, утопая в собственной беспомощности.
Ноги тряслись, как при лихорадке, но я заставила себя подняться. Через не хочу и не могу. Оперлась на хлипкую дверь и вдруг подумала, что выгляжу, наверняка, ужасно. Рука сама потянулась к заляпанному стеклу, чтобы протереть его и увидеть отражение. Несколько неловких движений, вызывающих приступы тупой боли, и я взглянула на себя. Взглянула и отшатнулась, чуть не упав от страха. Потому что мои очень светлые глаза смотрели на меня с чужого лица.
Но крик застрял в горле. На смену ужасу пришла радость.
Я ошибалась. Это лицо не отражалось в зеркале во время моего существования в Поднебесье, но незнакомым тоже не являлось. Я знала его. Знала хорошо. И, вглядываясь в мутном стекле в каждую чёрточку, чувствовала, как по телу разливается тепло. Я поняла: здесь, в моем настоящем доме, сошла иллюзия, стерев отражение ангела-неудачницы Ларо и вернув мой истинный облик — естественный и родной. Я скинула путы, превратившись из гусеницы в бабочку. Или же лучше сказать — восстала из пепла, как мифическая птица феникс.
Проклятье! А ведь я была красивой и выглядела благородно и утонченно, вопреки печати боли и спутанным мокрым волосам. Даже сквозь грязевые разводы нетрудно было разглядеть вычерченные скулы, аккуратный ровный нос, тонкие губы и изогнутые брови. При виде такой меня и искушенный в женской красоте Ллойд не посмел бы фыркать и отпускать мерзкие замечание.
Но почему? Почему? Ведь ангелы сохраняют свою человеческую внешность. Неужели, кто-то нарочно изменил мои черты? Я слышала, что некоторые слуги Поднебесья применяют «маскировку» в особых случаях. Но понятия не имела, что иллюзию можно наложить на других.
Получалось, кто-то очень хотел, чтобы меня не узнали? Не поняли, что я житель Мира Ветров и Радуг? Причём, единственный, обитающий вне хранилища.
Значит, всё-таки эксперимент…
Кто-то забрал огонёк моей души и поселил в Мире Гор и Туманов, где я раз за разом убивала себя, чувствуя, что мне там не место. Но кто? Кто? И зачем?!
Я посмотрела на браслет. Он не работал. Но, кажется, не от удара. Он просто не мог принимать сигнал, находясь внутри мёртвого Мира — там, куда имела доступ только я одна. Ох, как страшно-то стало! Крылья сломаны, связи с Поднебесьем нет. А, значит, до платформы не добраться.
Хотя какая разница? Конец-то всё равно один. |