Не случилось ничего такого, о чем мы не могли бы забыть.
— Рики, я живой человек со своими собственными, а не выдуманными тобой чувствами.
Он часто замигал, и она увидела в глазах Ариаса пустоту, которую он еще не успел заполнить подходящей к случаю эмоцией. Что-то в этой ситуации пугало Терри даже больше, чем если бы Рики вел себя агрессивно.
— Я понимаю, крошка, — ласково произнес он. — Все это чертовски неприятно. Но мы пережили это. Все уже позади.
У Терри словно комок застрял в горле. Она стояла безмолвная и оцепеневшая, и тут он попытался обнять ее.
— Нет, — пробормотала она. — Нет.
Рики отступил в изумлении.
— Я никогда не смогу вернуться к тебе, Рики. — Тереза схватила его за плечи, как будто желая заставить понять. — Когда мы вместе, из нас лезет все самое низменное.
— Терри, но как же Елена? Как насчет ее чувств и желаний?
Женщина прислонилась к стене.
— Ее желания не отличаются от желаний любого ребенка — ей нужны родители, которые любили бы друг друга. Но этого иметь ей не суждено. — Она обернулась к нему. — А еще ей нужны родители, которые в первую очередь любили бы ее, а не самих себя.
Тень улыбки скользнула по Рикардо, глаза недобро блеснули.
— Мне все ясно, Тер, — очередные нападки на меня. Чтобы люди не поняли, что именно Кристофер Паже стоит между Еленой и семьей, которую ты отняла у нее…
— Прошу тебя, Рики, позволь мне на время забрать ее. Я позабочусь, чтобы ты ни в чем не нуждался. Я боюсь за нее.
— Елена нуждается во мне. — Рики посмотрел на нее так, словно давал понять, что видит ее насквозь. — Ты думаешь, что можешь лишить меня всего. Но тебе не удастся истребить любовь моей дочери ко мне.
С этими словами он повернулся и вышел.
Через минуту Терри услышала, как он разговаривает с Еленой в спальне.
— Девочка, мне тоже грустно, — говорил он. — Я вернусь за тобой, лишь только смогу.
Елена наблюдала из окна за отъезжающим от дома отцом. Ужинать она отказалась.
Вечером Терри обнаружила дочь сидящей в немом оцепенении на кровати. По щекам ее катились слезы.
Тереза прилегла к ней.
— Тебе снился плохой сон? — осторожно спросила она. Девочка молчала.
Наутро Елена встала с опухшими от бессонницы глазами. Мать снова попыталась узнать, что ей приснилось, но та в ответ лишь замотала головой.
Не приставай к ней, уговаривала себя Терри, попробуй оставить ее в покое. Займись чем-нибудь. Прими душ. Подумай о Крисе. Еще о чем-нибудь.
На какое-то время ей удалось отвлечься от мыслей о дочери. А потом, подводя карандашом глаза, она вдруг заметила стоящую рядом Елену.
Терри чуть не прыснула со смеху: в одной майке и трусиках, выпятив животик, девочка отчаянно тянулась, чтобы увидеть себя в зеркале, и с самым серьезным видом накладывала зубной щеткой воображаемую тушь на веки, старательно (отчего получалось особенно смешно) подражая матери.
— Что ты делаешь? — спросила Тереза.
— Я иду на работу, — небрежным тоном ответила дочь. — Я очень занята. Понимаешь, мне надо быть в суде.
Ее слова позабавили и одновременно взволновали Терри: она вспомнила, как ее мать всегда приходила к ней в суд.
— Для суда тебе нужен портфель, — сказала Тереза, направляясь к шкафу. Достав оттуда портфель, она вручила его Елене.
— Теперь я — это ты, — улыбаясь, заявила Елена, довольная своей выдумкой, и зашагала через комнату, как была — в майке и трусиках, — волоча по полу громоздкий портфель. |