— Откуда? Ты что, футболист?
— Я твой друг, — с укором сказал Марат. — К тому же я твой земляк. И я сделаю все, чтобы помочь тебе. Хочешь ты этого или нет.
Сулейману стало стыдно. Набросился на человека ни с того ни с сего. А ведь он пришел с лучшими намерениями. Поддержать, утешить…
— Извини, — тихо произнес Сулейман. — Правда, прости. Просто мне и в самом деле очень паршиво.
Марат понимающе покивал:
— Пойми, брат, я не призываю тебя относиться к этому легче. Но ничего уже не исправишь. Попробуй просто об этом не думать. Кстати, учитель узнал о твоей травме и велел передать тебе это…
Марат вынул из кармана сложенный вдвое листок бумаги и протянул Сулейману.
— Он еще здесь? — спросил Сулейман, разворачивая листок.
Марат уныло покачал головой:
— Нет. Ты же знаешь, ему опасно находиться в одном месте больше нескольких часов.
— Но он в Германии?
— Точно не знаю, но, скорей всего, нет. Мы проводили его до аэропорта, и он улетел. Куда — не знаю.
Сулейман поднес листок к глазам. Он был испещрен фиолетовыми арабскими завитушками.
— Здесь же по-арабски, — разочарованно протянул Сулейман.
— Я знаю, — кивнул Марат. — Здесь написано, чтобы ты не терял присутствия духа и поскорее поправлялся. Аллаху нужны такие люди, как ты. Ты избран.
— Так и написано? — с сомнением. спросил Сулейман.
— Да.
— Надо же… Прямо как в «Матрице». «Ты избранный, Нео, тебя ждет великий путь!»
— Так и есть! — засмеялся Марат. — Всех нас ждет великий путь, если мы не сдадимся и не выпустим меч из рук.
Сулейман горько улыбнулся, вздохнул и сказал:
— Не знаю, как насчет меча, Марат, но мяч я, кажется, уже потерял.
Марат взял из рук Сулеймана письмо, вынул из кармана зажигалку, высек язычок пламени и поднес его к письму. Бумага занялась сразу. Марат держал письмо до тех пор, пока огонь не поднялся до самых пальцев, затем бросил его на пол и растоптал.
— Ну что теперь? — спросил он Сулеймана.
Тот пожал плечами и ответил:
— Контракт будет аннулирован. Я поеду в Россию. Вот, собственно, и все.
Глава третья
ЗНАКОМСТВО
1
Дверь Грязнову открыл высокий, худой старик с лицом, испещренным морщинами, и впалыми, красноватыми глазами, смотревшими на мир с каким-то затаенным испугом.
«Видать, здорово старика жизнь потрепала», — решил Грязнов и приветливо кивнул.
— Здравствуйте, Сулейман Фархатович. Я Грязнов. Старик прищурился.
— Да-да… Это с вами я разговаривал по телефону, верно?
— Абсолютно.
— Проходите.
Табеев-старший потеснился, впуская гостя в квартиру.
— Если хотите, можете не разуваться, — сказал он. Грязнов взглянул на тканый ковер, устилающий пол,
и сказал:
— Да нет, я, пожалуй, все-таки разуюсь.
Оставшись в носках, Грязнов прошел в комнату. В комнате, на диване перед телевизором, сидела женщина. Поздоровавшись с Грязновым, она поднялась с дивана и ушла в соседнюю комнату.
— Моя жена, — объяснил Табеев-старший.
— Мама Сулеймана? — спросил Грязнов.
Табеев покачал головой:
— Нет. Это вторая жена. Мама Сулеймана умерла пять лет назад. — Он сделал грустное лицо и что-то тихо прошептал на незнакомом языке. |