Через минуту принесли блокнот режиссера. Вера внимательно просмотрела его, потом пролистала снова и снова. Удивилась, как точно Ветров изображал всех, кто его заинтересовал. Шарж на Веру, домик, симпатичный такой домишка, словно кадр из мультика. Потом идет рисунок Мамсурова, потом Лиды. Еще рисунки… Так. На внутренней стороне обложки написано: «36 стр». Вера пересчитала страницы, их оказалось тридцать пять. Вот он, обрывок бумаги на пружинке альбома…

—Да, листок вырван, — буркнул внимательно наблюдающий за ней полковник. — Изучали. Эксперт говорит, что слабые вдавлины на нижнем листе образуют рисунок чашки. Просто маленькая чашка. Кофе, наверное.

— Такая же, как эта? — Вера внимательно рассмотрела нарисованную кровью чашку на самой последней странице. Рисунок порыжел и выглядел, будто выполненный темноватой сепией.

—Да. — Полковник сидел с таким видом, словно сделал все от него зависящее. И теперь снимает с себя всякую ответственность.

Вера подумала: «Образное мышление — это прекрасно. Но что же это значит? Что за чашка кофе, которую нарисовал перед смертью Ветров? Кого он видел в образе чашки с кофе?»

Ее отвезли на Армянскую. Справа, в тупичке, находились известный во Львове элитарный клуб и кафе «Дзига», где постоянно выставляли экстравагантные произведения искусства. Лученко зашла в кнайпу в точно назначенное время. И сразу поняла, что это не рядовое кафе. Это был явно клуб творческой интеллигенции, собиравшейся здесь с постоянством завсегдатаев. На стенах — авангардистская живопись. Картины, абстрактные по форме и непонятные по содержанию, даже просто как декоративные пятна друг с другом не гармонировали.

Цветовые пятна напомнили Вере не столько живопись, сколько ирландское рагу из книги Джерома, когда в общий котел идет все, что под руку попадется. Однако Вера не считала себя выдающимся знатоком и лишь пожала плечами: может, так выглядит современное искусство.

Она приняла от официантки кофейную карту и пропутешествовала по ней, плывя по десяткам видов кофе, делая остановки на островах закусок — всевозможных канапок, изысканных десертов и пирожных. Потом сделала заказ для себя и для подруги, поскольку ее вкус за много лет узнала как свой собственный. Принесли кофе. Кофе… Вера вновь задумалась о рисунке убитого Ветрова. Какая- то мысль у нее была плодотворная… Догадка какая-то…

Но тут в кафе впорхнула высокая стройная Сотникова, и догадка нырнула обратно в подсознание, показав лишь свой краешек, подразнив и исчезнув. Подруги расцеловались. Даша сбросила на стул куртку-выворотку, снаружи изумрудно-зеленую из переливающегося нейлона, внутри отороченную мехом. За время разлуки Сотникова нисколько не утратила своего смуглого обаяния. Ее скулы и глаза наводили на мысль о японской крови. Черные прямые блестящие волосы, светло-карие янтарные бусины глаз и густые ресницы, рисунок скул и нежная матовая кожа делали ее похожей на героиню индийских мифов.

Дарья Сотникова была самой близкой Вериной подругой. Казалось, что бизнес-леди успешна и вполне благополучна. Однако у внешне спокойной, красивой, уверенной в себе Даши была своя, скрытая от посторонних глаз драма. Жизнь Сотниковой отнюдь не была так уж безоблачна.

Несколько лет назад Дашиному мужу, способному хирургу, трудившемуся с Верой в одной клинике, предложили поработать по контракту в Америке. Сотников ни секунды не колебался, да и кто бы колебался, окажись на его месте? Семья тоже могла приезжать со специалистом: условия контракта предусматривали такой вариант. Но тут выяснилось обстоятельство, шокировавшее многих. Дарья Николаевна никуда ехать не хотела и не собиралась. Тому было несколько причин. Причина первая: она окончила институт иностранных языков и несколько лет работала в «Интуристе», поездила по миру, посмотрела разные страны.