– …то что вы сделаете?

– Тоже вас куда-нибудь… засуну, – пообещала Сакамото. – Вы полезны, но незаменимых людей нет. Как я уже убедилась, экипаж достаточно подготовлен…

– …чтобы почти утопить подводную лодку пять раз в течение перехода даже без воздействия противника. Я не просто полезен, комиссар-сама, я именно что незаменим. Без меня вас утопит первый же встречный конфедератский сторожевик, если вы до него доплывете. Да, и перестаньте долбать в меня вашими фамильными умениями.

– Какими умениями? Вы о чем вообще…

– Да бросьте притворяться, я же читал ваше дело. Подчинение разума, чтение ауры и страх. Отличный набор для контрика, не понимаю, почему вы сразу… И хватит уже шипеть!

– Но я… – начала Татьяна, однако фон Хартманн уже и сам осознал, что в этот раз шипение, переходящее в свист, раздается откуда-то со стороны… Причем звук явно не исходил из человеческого горла. Оглянувшись, он увидел, как в полуверсте от них, на дальнем пирсе, из рубки подводной лодки вырывается в небо столб дыма и огня, развернулся к мостику и заорал:

– Вниз! Все вниз!

Затем снова оглянулся на фонтанирующую багровой струей подводную лодку, сбил Сакамото с ног, навалился сверху… и почти сразу откатился в сторону, получив сразу несколько ударов. Тот, что коленом между ног, был болезненней, зато пощечина вышла оглушительней.

Впрочем, проморгавшись, Ярослав разглядел парящий в небе предмет и понял – оглушительной была вовсе не пощечина.

Громадная туша баллона высокого давления летела уверенно и неторопливо, позволяя обгонять себя другим, более мелким обломкам и лениво вращаясь. Наконец она взобралась на верхнюю точку, зависла там, словно раздумывая, а затем также неторопливо начала падать. Прямо на фрегат-капитана.

* * *

– Она погибла сразу!

Доктор Харуми протирала руки антисептической салфеткой нарочито тщательно, словно пыталась оттереть нечто донельзя липкое и противное.

– Перелом основания черепа… Даже окажись я рядом в тот же миг…

– То вы бы ничем уже не смогли бы ей помочь, – закончил фон Хартманн. – Зато можете помочь другим. У нас половина экипажа с травмами, а вторая половина могла просто из-за шока еще не осознать, что чего-то себе переломала. Займитесь этим, доктор. Сейчас. Это приказ.

– Да, фрегат-капитан.

– Теперь вы. – Ярослав посмотрел на стоящую рядом Анну-Марию. Та продолжала всхлипывать, а левое ухо девушки заметно увеличилось в размерах и покраснело. – Лейтенант флота Тер-Симонян! Вы меня вообще слышите?!

– Она со мной в одной спальне была, – тихо сказала лейтенант. – Белка… то есть матрос Дебриенн. Еще до разделения… меня взяли на офицерские курсы, а её на электрика. За две кровати от меня. Понимаете… она простудилась тогда, проболела две недели, поэтому контрольную работу написала хуже. А так ведь Белка умная была, и на её месте…

– Никто не должен быть не её месте, – догадавшись, какой будет следующая фраза, сказал фон Хартманн. – И её здесь быть не должно… было бы.

– Да… наверное…

Фрегат-капитан попытался вспомнить, как выглядела матрос Дебриенн живой, и почему-то не смог. Хотя считал, что за время похода уже неплохо познакомился с экипажем. Но сейчас, лежа у трубы зенитного перископа, погибшая даже в матросской шинели выглядела просто девчонкой, непонятно как оказавшейся здесь, посреди океана и войны.

– Она себе возраст завысила, чтобы в училище попасть, – на этот раз Анна-Мария угадала мысли Ярослава.