— Нет. Тем более на этом месте. — Хеннинга не обидел скепсис Боденштайна. Он так же, как и все присутствовавшие, отдавал себе отчет в важности своего разоблачения. — Я уже встречался при вскрытии с такого рода татуировкой — один раз в Южной Америке и несколько раз здесь. У меня нет никаких сомнений.

Было половина шестого, когда Пия открыла входную дверь и сняла в прихожей грязную обувь. Она в рекордном темпе покормила лошадей и собак и теперь мечтала поскорее попасть в ванную, чтобы принять душ и помыть голову. В отличие от своего шефа, Пия абсолютно не была раздосадована указанием Нирхофа — пока не проводить никаких следственных мероприятий по делу Гольдберга. Она опасалась, что Кристоф откажется провести с ней сегодняшний вечер. А ей этого так хотелось. Полтора года тому назад она разошлась с Хеннингом; на деньги, полученные от продажи своего пакета акций, купила поместье Биркенхоф в Унтерлидербахе и вернулась к своей прежней работе в уголовной полиции. Венцом ее счастья, несомненно, был Кристоф Зандер. Прошло десять месяцев с того дня, когда они познакомились при расследовании убийства в зоопарке «Опель-Цоо» в Кронберге. Взгляд его темно-карих глаз пронзил ее сердце, как удар молнии. Пия привыкла всему в своей жизни находить рациональное объяснение, поэтому находилась в глубоком смятении от притягательной силы, которую произвел на нее с первого взгляда этот мужчина. Вот уже восемь месяцев она и Кристоф были… да, кем они были? Любовниками? Друзьями? Приятелями? Он часто оставался у нее на ночь, она была вхожа в его дом и имела хорошие отношения с его тремя взрослыми дочерьми, но до сего времени им ни разу не пришлось испытать удручающую рутину повседневности. Видеть его, приезжать к нему и спать с ним — это все еще было для нее волнующими событиями.

Пия поймала себя на том, как глупо ухмыляется своему зеркальному отражению. Она открыла душ и стала с нетерпением ждать, пока старый бойлер нагреет воду до приемлемой температуры. Кристоф был темпераментным и страстным во всем, что бы он ни делал. И даже если порой бывал нетерпеливым и вспыльчивым, он никогда не становился язвительным, как Хеннинг, который был настоящим мастером ковырять открытые раны. После шестнадцати лет, прожитых вместе с таким гением-интровертом, каким был Хеннинг, которому без труда удавалось в течение нескольких дней не проронить ни слова, который не терпел ни детей, ни домашних животных, ни спонтанных идей, Пия все вновь и вновь восторгалась простотой Кристофа. С тех пор как она его узнала, в ней развилось совершенно новое самосознание. Он любил ее такой, какая она была, — без макияжа и заспанная, в одежде для конюшни и резиновых сапогах; его не беспокоил ни какой-нибудь прыщ на ее лице, ни пара лишних килограммов, неправедно набранных ею. И, кроме того, он был прекрасным любовником, причем в течение последних пятнадцати лет, после смерти своей жены, он, как ни странно, не предоставил возможности убедиться в этом своем качестве ни одной другой женщине. У Пии все еще бешено колотится сердце, когда она вспоминает вечер в зоопарке, в котором уже не было ни одной живой души, когда он признался ей в своих чувствах.

Сегодня вечером она впервые должна была вместе с ним принять участие в официальном мероприятии. В Доме Зоологического общества во Франкфурте состоится торжественный прием, сборы от которого пойдут в фонд постройки павильона человекообразных обезьян. Всю неделю Пия думала о том, как ей одеться. Немногие наряды, которым удалось перекочевать из «периода Хеннинга» в ее новую жизнь, были 38-го размера, и, к ее ужасу, уже не совсем ей годились. Ей не хотелось весь вечер втягивать живот, опасаясь, что при ближайшем необдуманном движении лопнет какой-нибудь шов или молния. Поэтому она провела два вечера и первую половину дня субботы в «Майн-Таунус-центре» и в торговом центре «Цайль» во Франкфурте в поисках подходящей одежды.