|
Элард взял ящик к себе, а Маркус положил пистолет и патроны в свой сейф. Я разузнала, где живут они, эти убийцы, и когда Маркус однажды вечером уехал, я взяла пистолет и поехала к Оскару. Все эти годы он маскировался под еврея! Он меня сразу узнал и умолял сохранить ему жизнь, но я убила его так же, как он тогда расстрелял родителей Эларда. Потом у меня появилась идея оставить сообщение для Эдды. Я была уверена, что она сразу поймет, что означают эти пять цифр, и испытает смертельный страх, так как не будет иметь представления, кто мог об этом знать. Через три дня я застрелила Ганса».
«Как Вы попали к Гольдбергу и Шнайдеру?» — перебил ее Риттер. «На автофургоне моего внука, — ответила Августа Новак. — Но в отношении Марии это было большой проблемой. Я узнала, что в доме престарелых состоится театрализованное представление с фейерверком. В тот вечер у меня не было машины, поэтому я поехала на автобусе и попросила внука меня забрать. Он даже не поинтересовался, зачем я еду в фешенебельный „Таунусблик“, — он очень был занят собой и своими проблемами. Я заткнула рот Марии чулком еще в ее квартире, а затем повезла ее на коляске через парк в лес. Никто нас не заметил, и никто не услышал во время фейерверка три выстрела». Августа Новак замолчала. В комнате было совершенно тихо. Трагическая история жизни старой женщины и ее признание потрясли даже опытных полицейских уголовного розыска. «Я знаю, что в Библии написано: „Не убий!“ — продолжала Августа Новак. На сей раз ее голос был надломлен. — Но в Библии также написано: „Око за око, зуб за зуб“. Когда я поняла, кто они были, Вера и ее друзья, я знала, что не имею права оставить эту несправедливость безнаказанной. Моей младшей сестре Иде был бы сегодня семьдесят один год, она могла еще жить да жить. Об этом я думаю постоянно». «Получается, профессор Элард Кальтензее — ваш сын?» — спросил Томас Риттер. «Да. Это наш с моим любимым Элардом сын, — подтвердила Августа Новак. — Он барон фон Цойдлитц-Лауенбург, так как Элард и я на Рождество 1944 года были повенчаны пастором Кунишем в библиотеке поместья Лауенбург». Сотрудники отдела К-2 еще некоторое время сидели молча за столом, хотя запись закончилась. — Она была сегодня здесь и хотела со мной поговорить, — сказала Пия в тишину. — Наверняка она хотела рассказать мне все это, чтобы мы больше не подозревали ее внука. — И ее сына, — добавил Боденштайн, — профессора Кальтензее. — И вы ее отпустили? — с недоумением спросила Николя Энгель. — Я понятия не имела, что именно она — наш убийца! — возразила резко Пия. — Как раз был зафиксирован мобильник Новака, и нам надо было ехать во Франкфурт. — Она поехала домой, — сказал Боденштайн. — Мы поедем за ней. Вероятно, она знает, где сейчас Элард. — Намного вероятнее то, что сначала она еще прикончит Веру Кальтензее, — вставил слово Остерманн. — Если она это уже давно не сделала.
Боденштайн и Бенке ехали в Фишбах, чтобы арестовать Августу Новак, в то время как Пия читала на мониторе биографию Веры Кальтензее, чтобы найти объяснение взаимосвязи Катарины Эрманн и Ойгена Кальтензее. История жизни Августы Новак глубоко потрясла ее, и хотя Кирххоф, как сотрудница полиции и бывшая жена судмедэксперта, достаточно хорошо знала мрачную сторону человеческой природы, она была изумлена ледяной жестокостью четырех убийц. Волей к жизни в чрезвычайной ситуации этот поступок невозможно было оправдать; скорее они даже подвергли свою жизнь опасности, совершая это зверство. |
