— Как у тебя дела, дорогая? — спросил он. — Чем вы оба занимаетесь?

Марлен улыбнулась при намеке на дитя в ее животе.

— Мы лениво валяемся на диване, — ответила она. — Я хочу немного почитать. А что делаешь ты?

В редакции газеты в праздничные дни тоже работали. Томас добровольно вызвался работать первого мая вместо своего коллеги, у которого была семья и дети. Марлен считала это характерной чертой его характера. Томас был чутким и бескорыстным человеком.

— Мне здесь нужно сделать еще пару важных дел, — вздохнул он. — Мне очень жаль, что я оставил тебя сегодня в одиночестве на весь день, но зато в выходные я буду свободен.

— Не беспокойся обо мне. У меня все в порядке.

Они поговорили еще некоторое время, но потом Томас был вынужден закончить разговор. Испытывая радостное чувство, Марлен вновь стала рассматривать кольцо на своем пальце. Потом откинулась назад, закрыла глаза и подумала о том, как она счастлива с этим человеком.

Доктор Вера Кальтензее ожидала их в холле. Это была ухоженная дама с белыми, как снег, волосами и живыми голубыми глазами на загорелом лице, на котором долгая жизнь оставила сетку глубоких морщин. Она держалась очень прямо. Единственной уступкой ее возрасту была трость с серебристой ручкой.

— Входите. — Ее улыбка была искренней, а низкий голос слегка дрожал. — Мой дорогой Моорманн сказал мне, что вы хотели поговорить со мной по какому-то важному делу.

— Да, это правда. — Боденштайн подал ей руку и ответил на ее улыбку. — Оливер фон Боденштайн, уголовная полиция Хофхайма. Моя коллега Пия Кирххоф.

— Так вы достойный зять моей дорогой подруги Габриэлы? — констатировала она и стала его испытующе рассматривать. — Она расхваливает вас на все лады. Я надеюсь, что мой подарок к рождению вашей малышки вам понравился?

— Разумеется. Огромное спасибо. — Боденштайн при всем своем желании не мог вспомнить про подарок Веры Кальтензее к рождению Софии, но предполагал, что Козима по достоинству оценила его в благодарственном письме.

— Добрый день, фрау Кирххоф, — Вера Кальтензее повернулась к Пие и подала ей руку, — рада с вами познакомиться. — Она немного наклонилась вперед. — Я еще никогда не встречала такую симпатичную женщину-полицейского. Какие же у вас красивые голубые глаза, моя дорогая!

Пия, которая, собственно, всегда с недоверием относилась к комплиментам, невольно почувствовала себя польщенной и смущенно засмеялась. Она предполагала, что эта всем известная и очень богатая женщина отнесется к ней с пренебрежением или вовсе не обратит на нее никакого внимания, и была приятно удивлена, насколько Вера Кальтензее была обычной и непретенциозной дамой.

— Но входите же!

Пожилая дама взяла Пию под руку, как будто они были старыми подругами, и повела их в гостиную, стены которой были завешаны фламандскими настенными коврами. Перед массивным мраморным камином стояли три кресла и столик, которые, несмотря на свой неброский вид, вероятно, стоили дороже, чем вся мебель в Биркенхофе. Вера сделала приглашающий жест, указав в сторону кресел.

— Пожалуйста, — сказала она дружески, — присаживайтесь. Могу я предложить вам кофе или что-нибудь освежающее?

— Нет, спасибо, — отказался вежливо Боденштайн. — Сообщение о смерти человека легче делать стоя, чем за чашкой кофе.

— Хорошо. Что привело вас ко мне? Вряд ли это простой визит вежливости, — Вера Кальтензее все еще улыбалась, но в ее глазах появилось озабоченное выражение.

— К сожалению, нет, — подтвердил Оливер.

Улыбка исчезла с лица пожилой дамы, и она сразу стала казаться трогательно беспомощной.