Изменить размер шрифта - +

— Кроме того, — пробормотала она, расстегивая его ремень, — я сама поговорю с Элардом. Он мне еще никогда ни в чем не отказывал.

 

— Вы заметили ее реакцию, когда упомянули это число? — спросила Пия, когда они с Оливером ехали из Мюленхофа в Хофхайм, в комиссариат. Все время она размышляла о том, что  именно увидела на какое-то мгновение в лице Веры Кальнензее. Страх? Ненависть? Испуг? — И как она разговаривала со своим сыном. Так… властно.

— Я ничего такого не заметил. — Боденштайн покачал головой. — И даже если она отреагировала как-то странно, то это ведь можно понять. Мы сообщили ей, что был убит старый друг их семьи. Кстати, откуда вы знаете сына фрау Кальтензее?

Пия объяснила ему.

— Известие о смерти Шнайдера, казалось, оставило его совершенно безразличным, — добавила она. — Не похоже, чтобы он был этим особенно шокирован.

— И какой вы хотите сделать из этого вывод?

— Никакой. — Пия пожала плечами. — Максимум, он не любил ни Шнайдера, ни Гольдберга. У него не нашлось ни единого слова утешения для собственной матери.

— Может быть, он считал, что она имеет в душе достаточно сострадания. — Боденштайн поднял брови и издевательски ухмыльнулся. — Я уж начал опасаться, что вы тоже разрыдаетесь.

— Да, черт побери. Это было непрофессионально, я знаю, — призналась Пия сокрушенно. Она злилась на то, что дала старой даме себя до такой степени окрутить. Как правило, Кирххоф соблюдала достаточную дистанцию и могла без сочувствия видеть чужие слезы. — Рыдающие седовласые старушки — это моя «ахиллесова пята».

— Понятно, — Боденштайн весело посмотрел на нее боковым зрением. — До сего времени я думал, что вашей «ахиллесовой пятой» являются психически неустойчивые молодые люди из хорошей семьи, которые подозреваются в убийстве.

Пия поняла намек на Лукаса ван ден Берга, но у нее была по меньшей мере столь же хорошая память, как у Боденштайна.

— Есть такая поговорка, шеф: «Других не суди, на себя погляди», — возразила она, насмешливо улыбаясь. — Если уж мы заговорили о слабостях, я вспоминаю одну женщину-ветеринара и ее симпатичную дочь, которая…

— Хорошо, хорошо, — поспешно прервал ее Оливер. — Вы действительно совершенно не понимаете шуток.

— Так же, как и вы.

Зажужжал автомобильный телефон. Это был Остерманн, который сообщил им, что получено разрешение на вскрытие трупа Шнайдера. Кроме того, у него были интересные новости из технико-криминалистической лаборатории в Висбадене. На самом деле коллеги из Федерального управления уголовной полиции, спеша замять дело, забыли про следы, которые были отправлены на исследование в лабораторию.

— Мобильный телефон, найденный в цветнике рядом с входной дверью дома Гольдберга, принадлежит Роберту Ватковяку, — сказал Остерманн. — Он зафиксирован службой уголовной регистрации, вместе с отпечатками пальцев и всем прочим. Старый знакомый, который, кажется, настолько амбициозен, что поставил себе целью нарушить каждый из параграфов Уголовного кодекса. Убийство в его списке пока еще не значится. Все остальное уже было: кражи в магазине, телесные повреждения, разбойное нападение, повторные нарушения закона о наркотических средствах, езда без прав, многократное изъятие водительских прав за езду за рулем в нетрезвом состоянии, попытки изнасилования и так далее.

— Тогда доставьте его в комиссариат, — сказал Боденштайн.

— Это не так просто. У него нет постоянного местожительства с тех пор, как он полгода тому назад был выпущен из тюрьмы.

Быстрый переход