Этот негодяй знал ее планы.

Квин поднял руку и провел ею по руке Шантел. Ее пальцы тут же сплелись с его пальцами. Не нужно ей ни о чем рассказывать. В Нью-Йорке она ни на мгновение не останется одна. Он уже велел трем своим лучшим сотрудникам вылететь в Манхэттен. Они будут следить за каждым ее шагом.

Размышления Квина нарушил Фрэнк, который бросил лукавый взгляд на дочь.

— А ты играешь на этой штуке? Или она служит тебе подпоркой для дверей?

Шантел кинула взгляд на белый рояль, а потом посмотрела на свои ногти.

— Я могу еще взять несколько нот.

— Имея такой большой прекрасный инструмент, можно было бы добиться и большего!

— Я не хочу мешать тебе, папа.

— Я уже закончил свое представление.

Пожав плечами, она встала и подошла к роялю. Ресницы ее задрожали, она села и сыграла длинную, довольно сложную пьесу.

— Ты все-таки занимаешься на нем, — укоризненно произнес Фрэнк и крякнул от удовольствия.

Шантел бросила взгляд на Квина:

— Я не сижу по вечерам, штопая носки.

Квин признал этот упрек легким наклоном головы.

— Ваша дочь полна сюрпризов, Фрэнк.

— Ты говоришь об этом мне? Да я могу рассказать тебе такое… Было время, когда…

— Принимаю заявки, — мягко перебила Шантел. — Иначе мне придется завязать ему язык аккуратным узлом.

Всегда осторожный, Фрэнк прочистил горло:

— Сыграй нам ту маленькую вещицу, которую твоя мать не позволяла тебе петь до восемнадцати лет.

— Но у Эбби она всегда получалась лучше, чем у меня.

— Это правда. — Усмешка Фрэнка была хитрой, но доброжелательной. — Но и у тебя неплохо получалось.

Глаза Шантел обидчиво сузились, и Молли сумела спрятать улыбку.

— Всего лишь неплохо? — Шантел сморщила нос и запела.

От этой медленной сентиментальной баллады по коже Квина поползли мурашки. Голос Шантел был мягким, как виски в его стакане, и действовал столь же сильно. Слова были простые, непритязательные, но в ее исполнении они стали соблазнительными. Шантел была одета в белое и сидела за сверкающим белым роялем. Но она уже не казалась Квину ангелом. От одного звука ее голоса в комнате стало теплее. Этот звук давил на него, и он почувствовал, что ему стало трудно дышать.

И тут Шантел подняла глаза и встретилась с его взглядом.

Это была песня о потерянной любви. И ему пришла в голову мысль, что если бы он потерял Шантел, то никакими словами не смог бы выразить глубину своего отчаяния. Она причиняла ему боль. Она воспламеняла его. Но сейчас, впервые, она сумела его растрогать.

Шантел сыграла заключительные аккорды, не отрывая от него глаз.

— Совсем неплохо, — повторил Фрэнк, довольный ее пением. А теперь сыграй-ка нам…

— Уже поздно, Фрэнк. — Молли похлопала его по руке, напомнив о том, что он зашел слишком далеко. Надо идти спать. Завтра у нас будет очень трудный день.

— Поздно? Глупости, сейчас всего лишь…

— Да, поздно, — повторила Молли. — И с каждой минутой становится все позднее. А у меня для тебя есть сюрприз.

— Но я только хотел… Какой сюрприз?

— Пойдем, Фрэнк. Спокойной ночи, Квин.

— Спокойной ночи, Молли. — Квин все не мог отвести взгляда от Шантел.

— Ну хорошо, хорошо.