— Какая ты красивая! — Он поднял голову и, встретившись с ее взглядом, произнес сдавленным голосом: — От тебя у меня захватывает дух!

Шантел сделала шаг вперед и оказалась в его объятиях.

Ткань его рубашки показалась ей грубоватой, когда коснулась ее обнаженной груди. Прикрыв глаза, Шантел приникла к Квину так плотно, что заставила его рот раскрыться. Ее язык дотронулся до его языка и начал свое молчаливое, экзотическое обольщение. В это время его пальцы бегали по ее телу с таким же изяществом, с каким до этого ее пальцы бегали по клавишам рояля.

В окно ворвался порыв ветра, предвещая дождь. Шантел вдохнула ночные ароматы, смешавшиеся с мускусным запахом страсти. Медленно и столь же бережно, как и он перед этим, она раздела Квина.

Она прошлась ладонями по твердым, бугристым мышцам его плеч и испытала настоящее удовольствие. Искушая его, она прижалась губами к его груди. В этом теле таились сила и мощь, которые заставляли ее трогать и ласкать его. Ее восхищали бугры мышц на теле Квина. Прошептав что-то одобрительное, она снова нашла губами его рот.

Они опустились на кровать.

Сегодня они никуда не торопились, не подгоняли друг друга. Время протекало как во сне, пока они дарили друг другу наслаждение. Шантел отодвинулась, чтобы рассмотреть его тело. Как сказать ему, кем он стал для нее? Как объяснить ему, что ей необходимо, чтобы он был с ней — сейчас, завтра, всегда? Но верит ли такой мужчина, как Квин, в вечную любовь? Она резко встряхнула головой, чтобы поскорее избавиться от этой мысли. Она ничего не будет ему объяснять и ни о чем не будет спрашивать. Она просто покажет ему все своим телом.

Шантел нежно тронула его губы своими, а потом провела по ним кончиком пальца, словно желая проверить, перешло ли на них ее тепло. Удовлетворенная проверкой, она снова впилась в его губы, чтобы на этот раз насладиться их вкусом.

Квин не ожидал этого. Даже в разгаре самой бешеной страсти, которую они друг у друга вызывали, он не ощущал ничего подобного. Он уже и раньше говорил себе, что она принадлежит ему, но теперь, когда она стала такой мягкой и податливой в его объятиях, он наконец-то смог в это поверить. Более того, он сам принадлежал ей. Полностью, безраздельно. Любовь, питаемая нежностью, давала гораздо больше, чем безумная страсть.

Он вошел в нее легко и естественно. Вздохнув, она приняла его. Они двигались столь гармонично, что, казалось, сама природа вдохновляет их.

А когда им уже нечего было отдавать друг другу, они крепко обнялись и уснули.

— Не торопи меня, не торопи. — Фрэнк пританцовывал перед стойкой регистрации, словно в нем сидело шило. — Я хочу быть уверенным, что они не зашлют мое банджо куда-нибудь в Далат.

— Нет, оно отправится по назначению. — Улыбнувшись, служащий показал Фрэнку ярлыки. — Не волнуйтесь.

— Легко сказать, не волнуйтесь. Я прожил с этим банджо дольше, чем со своей женой. — Хмыкнув, он сжал плечо Молли. — Но ты значишь для меня не меньше, чем оно, любовь моя.

— Мы уже опаздываем. Ты взял свое лекарство, Фрэнк?

— Да, взял, не беспокойся.

— Фрэнк очень боится летать, — вздохнула Молли, кладя в карман билеты и талоны на посадку. — И этот страх он передал Шантел.

Удивившись, Квин оторвался от своей небольшой сумки, которую он как раз взвешивал.

— Ты не любишь летать?

— Со мной все будет в порядке. — Шантел уже приняла значительную дозу успокоительного и две таблетки от укачивания.