|
Он обнаружил, что она нерешительна, доверчива и бесхитростна до степени упрека. — А подсыпать сахару нельзя? — спросила она, впервые отхлебнув светлое пиво. — Прошу прощения, — сказал он. — Я совсем забыл. Возьму для вас что-нибудь еще. В следующий раз он взял для нее того же пива, а затем протянул ей бумажный фунтик. Она высыпала сахар в кружку и взвизгнула. Вспенившееся пиво выплеснулось за край, поползло к ней, и она спрыгнула с табурета. — Все шуточки шутим, сэр? — сказал бармен, вытирая стойку. Майкл рассмеялся. Джин смутилась. Он думает, что она дурочка, ведь верно? Хозяин пивной, конечно, подумал, что она дурочка. — Знаете, сколько бутербродов взял с собой Линдберг, когда летел через Атлантический океан? Майкл растерялся — и не только из-за вопроса, но, главное, из-за неожиданно властного тона, каким он был задан. Может быть, это загадка. Да, конечно. И он послушно ответил: — Не знаю. Так сколько бутербродов взял с собой Линдберг, когда летел через Атлантический океан? — Пять, — сказала она категорично, — но съел только полтора. — А! — Только это он и сумел сказать. — Но почему он съел только полтора, как по-вашему? — спросила она. Или все-таки это загадка? — Не знаю. Так почему он съел только полтора? — Не знаю. — А! — Я подумала, может быть, вы знаете, — разочарованно сказала она. — Возможно, он съел только полтора потому, что захватил их из буфета, а они оказались черствыми. Они засмеялись главным образом потому, что разговор не совсем иссяк. Очень быстро Джин предположила, что любит его. Наверное, да, ведь правда? Она все время о нем думала, не могла уснуть и придумывала всякие фантазии. Ей нравилось смотреть на его лицо — оно представлялось ей завершенным и интересным, и мудрым, и вовсе не мясистым, как ей почудилось в первую минуту, а красные пятна, которые вспыхивали у него на щеках, указывали на характер. Она побаивалась рассердить его и полагала, что он как раз такой мужчина, который будет о ней заботиться. Если это не любовь, так что же? Как-то вечером он провожал ее домой, а над ними было высокое тихое небо, небо, свободное от облаков и самолетов. Он напевал вполголоса, словно про себя, с неопределяемым американским акцентом международных шансонье: Орел — мы поженимся, крошка, Решка — круиз нас ждет впереди. Орел! Так беги же, родителей предупреди. Потом он замурлыкал только мотив, без слов, а она воображала, что слышит слова снова и снова. Так продолжалось, пока они не подошли к калитке, пропитанной креозотом и увенчанной восходящим солнцем, где Джин крепко прижалась к лацкану его пиджака, прежде чем отпрянуть и вбежать в калитку. Может, это какая-то вредная дразнилка, думала она, вроде шуточек дяди Лесли. Она напела мотив, словно проверяя, но ответа не нашла: просто замечательный мотив. На следующий вечер, когда они дошли до того самого места, а небо было таким же нежным, она почувствовала, что вот-вот задохнется. Не меняя шага, Майкл продолжил песенку: Орел — народим шесть детишек. Решка — кота заведем, Орел! Ну, что скажешь? Может, сейчас и начнем? Она не знала, что сказать. |
