.. В два часа у меня защита... Я полагаю, никто не знает о вашем визите ко мне и все, о чем мы с вами говорили, останется между нами...
И, направляясь подпрыгивающей походкой к двери, он театрально вздохнул:
- Бедная Жанин!..
Глава VI
Прежде чем поехать домой позавтракать, Мегрэ зашел на набережную Орфевр и как бы между прочим сказал Лапуэнту:
- Мне бы хотелось, чтобы ты как можно скорее обследовал улицу Ла Брюйер и все вокруг нее. Кажется, одна американская машина всегда, днем и ночью, стоит около дома метра Жан-Шарля Гайара...
Он протянул Лапуэнту клочок бумаги, на котором заранее написал номерной знак автомобиля.
- Я был бы не прочь узнать, в котором часу машина появилась там во вторник вечером и когда она уехала оттуда вчера утром или ночью...
Взгляд его больших глаз казался бездумным, спина ссутулилась, походка стала ленивой и тяжелой. Именно в такие минуты все, кто видел Мегрэ, в особенности его сотрудники, считали, что он сосредоточивается. Однако они глубоко заблуждались. И, как он ни разуверял их, они оставались при своем мнении.
На самом же деле то, что он делал, было немножко смешно, даже ребячливо. Он хватался за какую-то отрывочную мысль, крохотный обрывок какой-нибудь фразы и повторял ее в уме, словно школьник, старающийся вдолбить себе в голову урок. Он даже иногда шевелил при этом губами, бормотал вполголоса, стоя один посередине своего кабинета или на улице, неважно где...
Слова не обязательно имели смысл. Иногда это напоминало какую-то чепуху.
"Бывали случаи, когда клиенты убивали своих адвокатов, но я никогда не слышал, чтобы адвокат убил клиента..."
Это отнюдь не означало, будто комиссар обвинял Жан-Шарля Гайара в том, что он удушил тщедушного владельца "Лотоса" и других кабаре.
Жена Мегрэ была бы очень удивлена ответом, если бы во время завтрака спросила его внезапно: "О чем ты думаешь?" Возможно, он вполне искренне ответил бы, что не думает ни о чем. И в то же время перед его мысленным взором, словно в волшебном фонаре, проходили картины...
Эмиль Буле стоит у двери "Лотоса"... Да, там он стоял почти каждый вечер... Невысокий человек смотрел на небо, на текущую мимо толпу, которая, по мере того как сгущалась тьма, меняла ритм и как бы даже самое природу, и прикидывал выручку своих четырех кабаре...
А вот другая картина была непривычна для каждого дня: Буле под взглядом гардеробщицы входит в телефонную будку и набирает номер, который не отвечает... Набирает три раза... Четыре... В перерыве между звонками он выходит размяться то в зал, то на улицу... И только на пятый или шестой звонок на другом конце провода кто-то наконец берет трубку...
Однако Буле уходит не сразу. Стоя на тротуаре рядом с Микеем, он время от времени вынимает из кармана часы...
"Он не зашел домой, чтобы взять пистолет..." - едва не произнес Мегрэ вслух.
У Эмиля было разрешение на оружие. Он имел право носить его. В те времена, когда Мазотти и его банда досаждали ему, оно всегда находилось при нем. Если он не взял его в тот вечер, значит, у него не было ни малейших опасений.
Наконец, не сказав ни слова похожему на мальчишку-заморыша швейцару, он не торопясь уходит вниз по улице Пигаль.
Это последняя картина. Во всяком случае, последняя картина, где Эмиль Буле еще живой...
- Какие у тебя планы на завтра?
Мегрэ поднял голову от тарелки, посмотрел на жену, словно удивляясь тому, что видит ее перед собой, подле открытого окна. |