|
Что же касается трех женщин, то вряд ли у них появлялось желание покидать свою маленькую Италию на улице Виктор-Массе. В понедельник, в девять утра, Мегрэ зашел на набережную Орфевр, чтобы убедиться, что ничего нового нет, и без четверти десять такси доставило его на улицу Пигаль. Траурное извещение с черной каймой было прикреплено на решетке "Лотоса". Такое же висело на двери "Голубого экспресса" на улице Виктор-Массе. Около дома, который еще недавно служил жилищем Эмилю Буле, толпился народ. Время от времени кто-нибудь один или несколько человек сразу отделялись от толпы и входили в дом, дверь которого была задрапирована крепом. Мегрэ поступил, как и другие: подождал своей очереди у лифта, где уже чувствовался удушливый запах цветов и воска. В гостиной горело множество свечей, возле гроба в черных костюмах стояли Антонио, мсье Резон и старый метрдотель, которого у Буле считали почти членом семьи, из соседней комнаты доносились рыдания женщин. Мегрэ пожал руки, вышел на улицу и остановился в толпе. Он узнавал людей, которых видел в кабаре усопшего. Наверное, здесь собрались все его служащие; женщины на высоченных каблуках выглядели утомленными, и в их глазах, казалось, сквозило удивление, что они видят утреннее солнце. - Народу-то, а? - коротышка Луи Бубе, тоже в черном костюме, потянул комиссара за рукав с таким видом, будто гордился столь многолюдными похоронами. - Они все пришли... Он хотел сказать - хозяева всех парижских кабаре, в том числе кабаре Елисейских полей и Монпарнаса, музыканты, бармены, метрдотели... - Вы видели Джо? Бубе указал на Джо-Кечиста, который сделал комиссару приветственный знак рукой. И Джо, как того требовали обстоятельства, был в темном костюме. - Кого здесь только нет, а? Яркие платья, слишком светлые шляпы, огромные перстни с печаткой, туфли из замши или крокодиловой кожи... Вид у всех собравшихся был расстроенный... Да, они могли не признавать Эмиля Буле своим, могли называть его лавочником, но все равно он принадлежал ночному Монмартру. - Вы все еще не знаете, кто убийца? В этот момент в дверях дома появился адвокат, - когда он вошел туда, Мегрэ не видел, - но подъехавший катафалк почти сразу же скрыл его от комиссара. Было столько венков, что они полностью заняли две машины. Еще в одну сели три женщины. За катафалком впереди одиноко шел Антонио, за ним - в несколько рядов - персонал кабаре и танцовщицы, далее - все остальные, образовав кортеж, растянувшийся более чем на сто метров. Торговцы выходили навстречу процессии из своих магазинчиков, домашние хозяйки останавливались на краю тротуара, в домах люди приникали к окнам... Пробегая вдоль длинной печальной вереницы людей, щелкали аппаратами фотографы. Едва шестеро мужчин, несшие гроб, переступили порог церкви, раздались звуки хора. За гробом под плотными вуалями прошли три женщины... Мгновение спустя взгляды комиссара и Жан-Шарля Гайара скрестились, и тут же адвокат исчез в толпе. Мегрэ стоял в глубине церкви, куда каждый раз, когда открывалась дверь, врывался сноп солнечных лучей. А Мегрэ вновь и вновь, словно в карточной игре, вызывал в памяти одни и те же картины. Буле вынимает из кармана часы... Буле выжидает несколько минут, перед тем как пойти вниз по улице Пигаль... Антонио сделал все, как полагается. Правда, не было Панихиды, только отпевание. Выходили медленно. Семью и ближайших служащих ожидали четыре или пять машин, потому что на кладбище Монмартра не было больше мест, и Буле решили похоронить в Иври. |
