Снаружи я знал, что происходит. Саяка должна была накрыть левый фланг «дракой» сразу после метели, а потом еще и успеть разрядить свою «магическую бомбу» в правый фланг, перед тем как этот самый фланг атакуют Лилит и Тами. Затем, будучи к этому времени уже под всеми эффектами от песен Мимики, девчонки начнут работать от защиты, прикрывая нашу колдунью. Замедляющая стрела от бардессы, превращение в жабу от Саяки, исцеление от Матильды… Они справятся.

Привет морда, держи топором. Поймал? Вот дай теперь я тебя локтем в ухо пихну, разворачивая, а потом «бастионом» приголублю, дабы ты, болезный, посильнее в пургу улетел. Тут мне прилетает здоровенным кулачищем ниже пояса, что довольно хорошо чувствуется. Выпучив глаза и согнувшись вперед, дышу через раз, пытаясь вынести остатки очков здоровья из метели. Вспоминаю, что умею лечить. Лечусь. Подлый неизвестный гном вновь всаживает мне по кокушкам. Ору, отмахиваюсь вслепую щитом и топором, попадая по кому то пару раз.

Затем метель кончается. Очень вовремя, так как мои очки здоровья неприятно близки к последней трети.

Теперь я вижу Саяку и Матильду!

Рывок к ним! Низко летят продрогшие гномы… и гномки. Кто выдал Тами такого пинка?! Отомщу!! Милой, маленькой, полуголой в своем боевом купальнике?!! Скоты!

Мстить не могу, на меня, бешено работая секирами, наседают аж четыре гнома. Лязг стоит жуткий. Бью в ответ, бью от души, успевая отпихнуть еще одного, рвущегося к Мимике, ногой. По сторонам оглядываться некогда! «Круговой удар»! Есть, попал! Критический! Один из гномов осторожно отскакивает, не сводя с меня глаз, видимо, здоровья мало. Ему бы щитом по морде, но уж больно чувствительно меня проминают его товарищи!

Держусь.

– Урдольф ранен! Я не могу его вылечить! – тревожный бас разрывает шум битвы, – Кеаматт не отзывается!

– Хрена ли ему отзываться, когда рядом я? – шиплю я, снова получив ниже пояса пяткой ловко перевернутой гномом секиры, – Да вы задолбали!

Диспозиция у нас не очень. Половину вояк забрала на себя носящаяся молнией Лилит, которую гномы всерьез опасаются. Четверо на мне, пачку валяет Саяка, выпускающая то одно, то другое, а вот остальные упрямо лезут на волшебницу. Наша великая мудрица уже несколько раз получила топором по грудной равнине, от чего морщится и злится, несмотря на лечение от Матильды. Жрица, кстати, уже в своей латной броне и с золотыми колотушками, видимо, тоже отхватила пару ударов. Мимика же…

Опасно!

«Выбор дамы!»

«Замена!»

Принимаю на щит очень мощный удар гонявшегося за кошкодевочкой паладина. Здоровенный рыжий гном родил что то своё, очень уж паладинское и совсем не божественное, сумев зажечь вокруг себя почву и траву на площади в три десятка квадратных метров белым слепящим пламенем. Девушка, вскрикнув от боли и неожиданности, упала прямо в это пламя, а рыжий как сам сатана мужик, взвыв нечто бравурное и с эхом, обрушивал на неё здоровенный призрачный молот, растущий из его топора.

Бдзынь!

Меня вновь слегка вдавливает в почву. Могучий удар, что и говорить. Расплата за него электрическим ударом с щита, тоже весьма могуча. Рыжий и конопатый злодей орёт, броня на нем трескается, рассыпаясь на клочки и показывая миру…

Это надо развидеть. Как нибудь. Буду пить пока не забуду весь этот рыжий и наэлектризованный мех!

– Мач! Пора! – крик Саяки.

Саяка фигни не скажет.

«Выбор дамы» на неё!

– Госпожа Такамацури! – ору я во всю глотку, – Вы сегодня невыразимо прекрасны, а ваши глаза сверкают так, что я забываю себя! Вы как глоток свежего воздуха в этих паладинских миазмах!

– Маааач! – подлючие фиолетовые глазки мудрицы вспыхивают разными хорошими чувствами, но тут же подозрительно суживаются, а ротик изрыгает вопль, – Ах ты козёл!

Ну чего сразу козёл? Просто задействовал «Куртуазное обращение».