Они потащились дальше, пока небо над ними становилось все темнее, и вскоре услышали частый тройной перестук копыт лошади, скачущей обратно, к оставшемуся к северу Лериче.

― Молодец ― сделал, как я сказал, ― отметил Байрон. ― Карета дожидается нас над Каза Магни. Он закашлялся, вжимая лицо в воротник жакета, чтобы приглушить звук, и Кроуфорд понадеялся, что жар его не столь сильный, как кажется. ― Тереза очень огорчена, ― прокашлявшись, прошептал Байрон, ― тем, что ей придется продолжить путешествие в  Геную без меня.

Кроуфорд понимал, что должен бы посочувствовать, но Джозефина была где-то впереди, и его мало сейчас заботили отношения Байрона и Терезы. ― Если она когда-нибудь забеременеет, она будет этому рада.

Он подумал, что Байрон может чего доброго рассердиться от его бессердечия, но после долгого затянувшегося молчания Байрон просто сказал: ― Ты прав.

Вскоре Кроуфорд придержал Байрона за руку и указал вперед. На фоне почти черного неба над очертаниями сосен смутно вырисовывалась прямоугольная громада Каза Магни.

Все его окна были темными и безжизненными. Даже самый слабый лучик света не пробивался сквозь них наружу.

― Думаешь, она все еще здесь? ― спросил Байрон, когда они ступили на засыпанную песком мостовую между домом и морем. Он воткнул факел в щель между камнями, выудил из кармана трутницу и с помощью кремня начал высекать потоки слепящих искр.

― Да, ― с уверенностью ответил Кроуфорд.

Искры оживили дрожащее пламя на лежащем в коробке хлопковом пухе, и Байрон быстро вытащил факел и поднес к огню его расщепленный, растрепанный конец; в один миг смолистое дерево охватило пламя, освещая оранжевым светом угрожающе нависшие, словно пустые глазницы, арки и окна дома. Байрон закрыл трутницу и спрятал ее обратно в карман.

― Тогда позови ее, ― сказал Байрон, поднимая факел, и свет его выхватил деревья, растущие на холме позади дома, отчего между стволов поползли и заметались зловещие тени.

― Джозефина, ― громко позвал Кроуфорд. И его голос растворился в бездонной ночной темноте словно вино, пролитое на песок. ― Джозефина! ― прокричал он. ― Ты нужна мне!

Некоторое время до них доносился лишь неумолчный шелест ветра в кронах сосен и грохот прибоя за их спиной. Кроуфорд посмотрел вверх на перила террасы, вспоминая, как Шелли склонялся над ними, вглядываясь в воды залива, долгими июньскими вечерами.

Затем, в промежутках между волнами, он различил тихое, отдающееся эхом шарканье из темноты, царящей за арочным входом первого этажа ― и мгновение спустя одетая в оборванное платье фигура показалась в центральной арке, той самой, через которую Джозефина в одиночку протащила шлюпку в тот день, когда спасла его из смертельных объятий моря.

― Майкл, ― хрипло сказала Джозефина. Вокруг ее рта была размазана какая-то темная субстанция, словно он оторвал ее от еды, но выглядела она слабой и заморенной, а глаза ее были огромными.

Кроуфорд шагнул ей навстречу, и она тотчас отступила назад в темноту. ― Не… приближайся ко мне, ― выкрикнула она. ― Людям нельзя ко мне приближаться.

― Хорошо. Кроуфорд подался назад, примирительно вскинув ладони. ― Слушай, я вернулся туда, где стоял ― ты можешь выйти снова.

Некоторое время из-под арки не доносилось ни звука ― он и Байрон обменялись напряженными взглядами ― затем Кроуфорд услышал внутри шарканье по песку, и, очень медленно, она снова вышла под мерцающий оранжевый свет. Кроуфорд пытался разобрать, была ли она беременна, но так и не смог этого определить.

― А тебе, можно приближаться к нам? ― спросил Кроуфорд.