― Ага, и я тоже. Давай…

Затем голоса отдалились. Кроуфорд уселся на траву и обхватил голову руками. Эти люди настолько во всем заблуждались, что он отчаялся хоть когда-нибудь все  исправить… но хуже всего было то, что мистер Кармоди, по-видимому, верил в эти старые россказни по поводу смерти Кэролайн.

Это случилось почти шесть лет назад. Кэролайн бросила его, и, хотя он узнал в каком доме в Лондоне она жила, он никак не мог собраться с духом пойти и поговорить с ней. Это было чересчур, словно рискованный прыжок с одной высокой крыши на другую, ― ошибись раз, и твоя ошибка станет последней. Он мог просто упасть, просто разрушить хрупкую возможность, что она вернется обратно… и шанс у него был лишь один, так как она вряд ли чувствует, что должна ему что-то кроме этого разговора.

Так что он на десять дней забросил свою медицинскую практику, просиживая весь день в пабе напротив ее дома и пытаясь выбрать наилучший момент, чтобы увидеться с ней и попросить ее вернуться.

Но прежде чем он сделал это, ее дом вспыхнул. Теперь Кроуфорд думал, что моряк мог поджечь дом умышленно, когда узнал ― когда у него сложилось впечатление ― что она была беременна.

Когда из верхних окон наружу начал просачиваться дым, Кроуфорд выронил пиво,  выбежал из паба и бросился через улицу. Он пытался плечом вышибить входную дверь, когда моряк открыл ее изнутри, шатаясь и кашляя в клубах едкого дыма. Кроуфорд протиснулся мимо него, выкрикивая «Кэролайн!», но моряк сграбастал его за  воротник и развернул обратно.

― Поздно, ― прохрипел он. ― Только сам погибнешь.

Но Кроуфорд услышал внутри крик. ― Это моя жена, ― выдохнул он, вырываясь из хватки матроса.

Он успел сделать лишь один поспешный шаг обратно к дому, когда жесткий  удар по почкам повалил его на колени; но когда моряк, подхватил его под мышки и потащил  на улицу, Кроуфорд со всей силы двинул локтем, угодив тому по промежности.

Моряк повалился вперед, и Кроуфорд поймал его руку и закрутил его на улицу, где тот упал и со стонами покатился в пыль. Кроуфорд повернулся обратно к отрытой двери, но в этот миг верхний этаж не выдержал и обрушился вниз, вырвавшись через дверной проем таким взрывом искр и жара, что Кроуфорда подняло и бросило прямо поверх скрючившегося на мостовой моряка.

Его брови и почти все волосы обгорели, а одежда начала заниматься, и, пожалуй вспыхнула бы, если бы какой-то доброхот не опрокинул на него ведро с водой, которое принесли, чтобы потушить стену одного из соседних домов.

Официально пожар был объявлен несчастным случаем, но слухи ― и даже пара уличных баллад ― намекали, что Кроуфорд сделал это в отместку, а затем помешал моряку проникнуть внутрь, чтобы спасти Кэролайн. Кроуфорд считал, что моряк мог сам распустить эти слухи, после того как несколько наблюдавших за пожаром зевак язвительно отозвались о его стремительном одиночном бегстве.

Теперь же все было гораздо, гораздо хуже. «Конечно, люди воспримут как нечто само собой разумеющееся, что я убил Джулию, ― подумал он. ― Они даже слушать меня не станут. Вот уже и в эту историю начали закрадываться ошибки ― например, заявление доктора, что она умерла около полуночи. Я-то знаю, что на рассвете она все еще была жива. Я помню, как сонно занимался с ней любовью, в то время как за занавесками только начинало светать; она была сверху, ее бедра оплетали мое тело, и хотя я не уверен даже, что хоть раз окончательно проснулся, я точно знаю, что это мне не приснилось».

«Выбор у меня теперь небогатый: остаться, и тогда меня арестуют, и почти наверняка повесят… или бежать, покинуть страну. Конечно, если я сбегу, все решат, что я это я ее убил, но вряд ли, если я добровольно сдамся и предстану перед судом, они будут думать как-нибудь иначе».

«Все что мне осталось, ― подумал он, ― это бежать».