Удар с лязгом отбросил меч солдата в сторону, и Байрон полоснул ему по горлу за миг до того, как оставшиеся двое успели подставить свои клинки. Из рассеченного горла хлынула кровь, и австриец повалился на пол, а Байрон скользнул назад.

― Твоя клоунада нас погубит, ― услышал Кроуфорд свой голос; тем не менее, он снова завладел телом и, не обращая внимания на наступающих мужчин, вонзил клинок в грубое лицо, высеченное им на деревянной колонне.

Рукоять меча внезапно сделалась обжигающе горячей, и он едва сумел ее удержать.

А затем острие одного из приближающихся мечей рубануло его справа по ребрам, закручиваясь, когда проникало внутрь. Джозефина ахнула, и, несмотря на острую вспышку боли, Кроуфорд был, тем не менее,  рад узнать, что она все еще здесь.

Байрон резко вернул контроль и бросил меч вперед; он рубанул по глазам нападавшего австрийца и буквально опрокинул его назад, а затем ураганом налетел на троих уцелевших вояк.

Все они уже получили ранения и сейчас повернулись и бросились бежать от этого воплощения смертоносной ярости. Их топот удалялся по лестнице, и Кроуфорд слышал, как они зовут подкрепление.

Скованный от боли в прорезавшей бок ране Кроуфорд рубанул мечом воздух и сообразил, что Барон больше не контролирует его тело.

Он услышал голос Трелони, лишенный отголосков в узкой гостиничной комнате Лериче: ― Как ты себя чувствуешь?

― Как чувствую! ― вскричал Байрон из своего простертого на кровати тела. ― Да прямо как тот чертов бунтарь, которого приковали к скале. Стервятники клюют мою грудь и рвут внутренности, так как с печенью я уже сам разобрался.

Кроуфорд шагнул к Джозефине, но рана в боку послала через тело такую раскаленную боль, что он осел на пол и вынужден был глубоко вдохнуть, чтобы не потерять сознание.

Байрон, похоже, тоже это почувствовал, так как он на своей постели закричал: ― Я не боюсь смерти, но этого я не вынесу! Я не шучу, позови Флэтчера; пусть даст что-нибудь, что покончит с этим ― или со мной! Я больше не могу это терпеть.

Через открытое окно до Кроуфорда донеслись едва слышимые хлопки выстрелов, и он взмолился, чтобы это были Карбонарии, призванные, когда он вонзил меч в импровизированную mazze. Он схватил Джозефину за руку и захромал вдаль по коридору, туда, где исчез миниатюрный Полидори, прижимая стискивающий меч кулак к залитому кровью боку и оставив ножны валяться на полу позади.

― Вот, милорд, ― сказал Флетчер, казалось, говоря прямо в ухо Кроуфорда, несмотря на разделяющие их сто пятьдесят миль.

Миг спустя Кроуфорд дернул головой и резко выдохнул, так как его голова внезапно наполнилась парами нашатырного спирта.  Затем запах ушел ― а вместе с ним ушла и его связь с Байроном.

― Теперь мы сами по себе, ― мрачно сказал он Джозефине.

Он снова взял ее руку и поднял меч, и они вместе захромали по коридору, по сменяющим друг друга участкам лунного света и темноты.

Наконец впереди показалась дверь, и он, борясь с головокружением, торопил Джозефину ей навстречу, когда на лестнице позади них загрохотали тяжелые шаги.

Он сорвался на тряский размашистый бег, таща Джозефину за собой. Его легкие тяжело вздымались, а рукава-носки окончательно развалились, и развязавшиеся ленточки хлестали его по лодыжкам, но он не останавливался, пока они не столкнулись с высокой дверью. 

На двери была простая железная щеколда, и он ощупывал ее в течение нескольких секунд, прежде чем сообразил, что дверь была заперта с другой стороны.

Он повернулся и поднял меч.

Лестница была теперь далеко позади, и трое австрийских солдат на полу казались бесформенными кучками посреди коридора. Ему пришло в голову, что коридор так далеко тянулся на юг, что они теперь, должно быть, находятся где-то внутри Дворца Дожей.

― Держитесь подальше от окон! ― донесся окрик на венецианском итальянском с вершины лестницы.