― Так-то лучше, ― одобрил напарник, и Кроуфорд смутился, осознав, что зарделся от похвалы.

Час спустя его руки ныли от напряжения, но только когда оторванный палец начал кровоточить, он подумал, что пора бы остановиться. Он уже собирался симулировать какое-нибудь заболевание, когда внезапно поблизости раздался страшный грохот и рабочие внизу перестали кидать гравий на платформу.

Из-за носа корабля показалась вторая лодка, и он увидел, что шум на ней издавали двое мужчин, скрестивших лопаты над головой на манер актеров, изображающих битву с палашами; при этих звуках рабочие внизу побросали лопаты и начали вытаскивать из-под планширов корзины, и он понял, что для грузчиков балласта это был обычный обеденный ритуал. Он опустил лопату и позволил рукам безвольно повиснуть по бокам, не обращая внимания на кровь, которая размеренно капала на мокрые доски платформы.

Его напарник уже спрыгнул вниз в лодку и протискивался, чтобы подобраться к корзинкам, но Кроуфорд мгновение просто смотрел на него, ловя дыхание и размышляя, захватил ли каждый рабочий еду самостоятельно, или это был своего рода шведский стол за счет подрядчика, и тогда есть надежда, что ему тоже перепадет кусок-другой.

Как раз когда он решил спуститься и тоже попытать счастья, с другого корабля донесся тревожный выкрик, и, бросив взгляд вверх, он увидел широкий грузовой поддон, падающий с крана. В воздухе поддон перевернулся, и среди составленных на нем ящиков  Кроуфорд увидел мужчину, летящего вниз сквозь влажный речной воздух, беспомощно размахивая руками и ногами. С этой выигрышной точки обзора было, тем не менее, трудно разобрать, свалился ли мужчина на палубу корабля, который помогал разгружать, или благополучно плюхнулся в воду.

Недолго думая, Кроуфорд повернулся, прыгнул через пропасть отделявшую лодку от корабля и повис на кромке иллюминатора. Брыкнув ногой и судорожно сложившись пополам, он скользнул внутрь, и успел прикрыть лицо руками за мгновение до того, как головой вперед пропахал кучу мокрого гравия и, сделав вызвавший лавину кульбит, приземлился на засыпанный галькой пол.

Он сел, баюкая свою несчастную руку и приглушенно хныкая. В трюме было темно. Единственным освещением были тусклые лучи, пыльными дорожками скользящие внутрь сквозь иллюминаторы, но он разобрал, что пол перегорожен высотой-до-колена переборками, разделяющими его на низкие квадратные отсеки. Он поднялся и поплелся в самый дальний и темный угол трюма, заботясь лишь о том, чтобы перешагивать через перегородки и не запнуться. В последнем отсеке он лег на пол, уверенный, что здесь его никто не увидит.

Он надеялся, что рабочий дока все-таки угодил в воду.

Где-то около часа, по крайней мере, так ему показалось, он прождал, терзаясь, что если грузчики балласта догадаются, куда он исчез, но, в конце концов, полный совок гравия водопадом низвергнулся вниз, затем второй, и он понял, что опасность миновала.

Некоторое время спустя он услышал, как несколько мужчин спустились в трюм и начали перераспределять кучи, перебрасывая гравий из одного отсека в другой, и споря о том, какая сторона была нагружена больше нужного ― носовая или кормовая, но они закончили и ушли, так и не дойдя до отсека, в котором он укрывался. После этого слушать было совершенно нечего, кроме изредка доносящегося с верхней палубы топота сапог и еле слышных криков со стороны доков, и не на что смотреть кроме невыразимо медленного угасания дня в иллюминаторах.

Он спал, а когда проснулся, корабль уже покачивался на океанских волнах, и лунный свет посеребрил обод иллюминатора и слабыми отсветами заиграл на сваленных в трюме кучах гальки. В трюме было холодно, как бы он хотел сейчас, чтобы его вещи все еще были при нем. Несмотря на морской воздух, в голове царило зловоние илистого речного дна.

Вдруг, где-то в темноте трюма, он услышал шелест гравия и внезапно осознал, что проснулся именно от этого звука.