Поборов все сомнения, Хью вновь поднялся на стену и медленно зашагал вдоль нее, пытаясь высмотреть в быстро сгущавшихся сумерках хоть что то подозрительное в подступавших ко рву зарослях. Как ни напрягал он зрение, высмотреть ничего не удавалось; если где то там и таились основные силы, они либо вели себя очень тихо, либо были вообще вне поля зрения. Однако ливень стрел практически иссяк, и шотландцы шумно обустраивались на ночь, нагло игнорируя возможность обстрела баллист со стороны замка. Хью хотел было уже приказать своим людям готовить баллисты, но раздумал – наверняка среди этих беспечных на первый взгляд мерзавцев есть пара другая дозорных, которые глаз не спускают с замка и поднимут тревогу, когда каменные снаряды полетят в их сторону. А если горцы и в самом деле столь глупы и беспечны, каковыми кажутся, ночной удар по их кострам принесет гораздо больший эффект.

Как оказалось, Хью, подозревая шотландцев в хитрости и коварстве, имел на то все основания. Валуны со свистом полетели с баллист; некоторые из них, нацеленные опытной и уверенной рукой, ударили точно по лагерю, разметав костры и взметнув в воздух гигантские огненные фейерверки, но в ответ послышался один единственный короткий стонущий возглас. Хью пожал молча плечами. Один из снарядов то ли задел, то ли просто напугал одного единственного горца, того, который, видимо, как раз в ту минуту подбрасывал хворост в костры; остальные, без сомнения, прятались где то далеко в сторонке. Рыцарь приказал нацелить баллисты на самые дальние из костров. Однако до них было очень далеко, а баллисты имели более чем скромные возможности. Снаряды легли с большим недолетом, спровоцировав ответную реакцию – хохот и издевательские выкрики. Не видя в дальнейшей бомбардировке ни малейшего смысла, Хью велел оставить баллисты в покое.

При повторном обходе стены Хью назначил часовых на первую вахту, остальным приказал спать. При этом он никому не позволил покинуть стену, а предложил устроиться на отдых прямо там, где они стояли, и держать оружие под рукой на случай внезапной атаки. Как следовало ожидать, отдых оказался весьма относительным: на протяжении ночи горцы трижды затевали поблизости от ворот какую то подозрительную возню, сопровождавшуюся приглушенными возгласами и лязгом оружия, так что дружинники Хьюга трижды вскакивали на ноги, готовясь к отчаянному бою. И каждый раз после ложной тревоги Хью, кляня горцев последними словами, втихомолку ломал голову над тем, не раскусили ли эти хитрые пройдохи его уловку со слугами и не приняли ли само собой напрашивавшееся решение: измотать до полусмерти немногочисленных защитников Хьюга, лишить их последних сил и всякого желания сопротивляться. Но у этих беспрестанных провокаций имелась, как оказалось, иная цель, и, когда шотландцы в четвертый раз затеяли сумятицу над сухим рвом невдалеке от главных ворот, их штурмовой отряд потихоньку подтащил лестницы к тыльной, северной стороне стены, где к ней наиболее близко подступали заросли.

Хоть в этом, единственном случае, малочисленность защитников замка сослужила им добрую службу: часовые нервничали и оказались более бдительными, чем были бы в том случае, если бы в замке находился полный гарнизон. Одна из небрежно поставленных лестниц накренилась, царапая стену, человек, который карабкался по ней, вскрикнул от неожиданности или страха упасть, и этого оказалось достаточно – часовые подняли тревогу. И, надо сказать, в самую пору. К участку стены, оказавшемуся под угрозой, начали сбегаться люди, и Хью, опасавшийся, что атака с тылу – не более, чем отвлекающий маневр перед решающим штурмом ворот, приказал всем оставаться на своих местах.