– Не могу, – неохотно согласился тот. – Но скажи ей, чтобы не копалась – время дорого.

– Если надо, я готова бросить здесь все наши вещи, уедем налегке. – предложила Одрис.

Хью покачал головой.

– Нет, бери все, что сочтешь нужным. Лошадей у нас больше, чем достаточно, не оставлять же боевых скакунов сэра Лайонела шотландцам. На них поедут латники, а их коней и ту пару кобылиц, что стоит в конюшне, используем в качестве вьючных. – Он вновь крепко прижал ее к себе рукой, которой обнимал за плечи, и нежно поцеловал. – Когда будете готовы, пошли служанку в конюшню, конюх подведет лошадей.

Как ни торопилась Одрис со сборами, они затянулись надолго. Причиной проволочки послужили обстоятельства, связанные некоторым образом с леди Мод. Не то, чтобы она билась в истерике или каким то образом выражала нежелание расстаться с насиженным местом: известие о том, что ей придется уехать из замка, леди Мод выслушала очень спокойно, с достоинством, присущим истинной аристократке. Жизнь в Хьюге, стоявшем в отличие от Ратссона на перепутье многих дорог, кое чему, судя по всему, ее научила, и судьба, вероятно, не раз заставляла ее искать спасения за пределами поместья или во всяком случае быть всегда готовой к этому. Она лишь спросила у Одрис, не будет ли ее супруг – леди Мод тщательно избегала называть Хью по имени – возражать, если она прихватит с собою кое какие драгоценности и деньги, а также то немногое столовое серебро, которое осталось в замке. Одрис до сих пор еще ни разу не приходилось спасаться от врагов бегством, но она, нимало не раздумывая, немедленно согласилась. Чьим бы ни было добро, о котором шла речь, – Хью или кого то иного, было бы глупо им разбрасываться, а леди Мод, судя по всему, знала, что делала. Пока леди извлекала из сундуков и укладывала в переметные сумы деньги и ценные вещи, молодая женщина не тратила время понапрасну – мастерила из кожаных туесов и промасленного шелка влагонепроницаемые покровы для Эрика.

По правде говоря, только тогда, когда сборы завершились, и все уже стояли снаружи под навесом у лестницы, наблюдая за тем, как конюхи навьючивали последних лошадей, леди Мод преподнесла таки сюрприз. Латники подвели лошадей, один из них помог сесть в седло Фрите, Хью подсадил Одрис и повернулся к леди.

– Я не умею ездить в седле, – пролепетала она, отшатнувшись. – Зачем вам такая обуза? Предоставьте меня моей судьбе.

У Хью отвисла от изумления челюсть, затем он, спохватившись, захлопнул рот и скрипнул зубами. Крутанувшись на пятках, молодой рыцарь сердито посмотрел на Одрис, склонившую к нему покрытую капюшоном голову. Он не мог видеть ее лица, но догадываясь о его выражении, которое увидел бы, будь посветлее, горестно вздохнул.

– В конюшне должны быть седельные подушки, – рявкнул он, срывая зло, конюху, возившемуся с ближайшей к нему вьючной лошадью. – Тащи их сюда. Эдгар, – кивнул он одному из латников, – поручаю тебе леди. Ее лошадь используешь в качестве перекладной, когда остановимся. И вообще, меняй лошадей почаще – пусть они подольше останутся свежими.

Хью уже ругал себя за вспышку недовольства. Многие из женщин не умели ездить верхом и пользовались седельными подушками, пристраиваясь за спиной супруга или брата. Тем не менее эта мелкая заминка его изрядно разозлила – он и сам толком не понимал, почему: ведь привык к тому, что любой из отъездов не обходился без стенаний и причитаний, обязательно случалось кому то что то забыть, а иногда даже приходилось возвращаться за этим чем то. По сравнению с этим беспомощность горемычной леди была наименьшим из возможных зол. Но было нечто в этой женщине – возможно, страх перед ним, если это был страх, – чем он сыт был уже по горло. Все, что связано было с ней, приносило до сих пор одни неприятности, и вряд ли в дальнейшем стоило ожидать от нее чего то иного.