|
Труд был проделан поистине титанический. Но даже в первом, пока абсолютно прикидочном, приближении сделалось очевидным, что эта игра будет стоить потраченных свеч. В частности, были отслежены несколько звонков Крутова на трубку, зарегистрированную на жену Бугайца. Ну а подлинным откровением для Андрея оказался тот факт, что в понедельник 24 августа, в тот день, когда Женька брал отгул «по семейным обстоятельствам», судя по засечкам антенн, он зачем-то появлялся в конторе. Появлялся уже после того, как Ивана Демидовича «экстрадировали» в ЛОВДТ. Учитывая, что примерно в это время со служебного телефона был сделан злополучный звонок на мобильник Бугайца, теперь имелись основания полагать, что его мог совершить именно Женя. А не Северова, на которую так долго и упорно грешил Мешок.
С Певзнером они расстались глубоко за полночь — совершенно обессиленные, с распухшими башками, воспаленными краснющими глазами и насквозь прокуренными глотками. Андрей переночевал в конторе, а с самого утра подорвался в ведомство майора Кузоватова — разбираться откуда растут ноги в истории о спецназовском прошлом Крутова… — …Если честно, когда Женька вышел на меня с рапортом о переводе в вашу службу, я мысленно перекрестился, — признался командир «овошников», разливая чай по стаканам. — Тебе сколько сахару? Кубик, два? — Парочку, коли не жалко, — кивнул Андрей. — Что, настолько сложный товарищ был? — Да не в этом дело. Просто… — Кузоватов задумался, — очень неуютно мне с ним работалось. Потому как… душегуб он, короче. — В каком смысле душегуб? — В прямом. Помнишь, осенью 2007 года проходила тема за убийство сразу трех налетчиков? На Кронверкском? — Что-то такое припоминаю. И чего? — Это Женька их тогда положил. Всех троих. Они, конечно… В общем, дерзкие ребята были. Да что там — конченые отморозки. При задержании нашему сотруднику, Димке Яснову, позвоночник бейсбольной битой сломали. На всю жизнь инвалидом оставили. Вот тогда Женька и съехал с катушек. Ладно бы одного, того который с битой, так ведь он всех на месте положил. Не задумываясь. И бабу, между прочим. — Даже так? — Даже так. Мы по той истории потом полгода отписывались. Изумлению Мешка не было предела: — Как же его после такого не посадили? — С учетом былых заслуг. Все-таки за Отечество кровь проливал. — Во, кстати, я так и не понял: Крутов, он что, в самом деле в спецназе служил? — Было дело, — хмуро подтвердил Кузоватов. — Он, вообще, не любил про это рассказывать. Да, собственно, и не рассказывал. Просто так вышло, что однажды мы с ним на пару бухнули крепко. Собственно, это случилось в тот самый день, когда стало известно, что Димка больше не встанет. Никогда. — Комбат нервно полез в карман за сигаретами. Чиркнул спичкой, прикурил. — Мощно мы тогда бухнули, по-настоящему. Вот Крутова и понесло. Он ведь там, на войне, такого насмотрелся, что на этом фоне даже жуткая история с Димкой — так, лютики-цветочки… Знаешь, меня тогда очень сильно поразила и задела Женькина фраза: «Лучше бы они его убили». Он ее как-то очень просто, очень спокойно произнес. Я, помнится, чуть ли не с кулаками на него за эти слова накинулся и только потом, много позже, понял, что на самом деле Женька прав оказался. Он, как ни странно, вообще очень часто оказывался прав. Вот только правда у Крутова, она такая… Даже не знаю как тебе объяснить… первобытная, что ли? Восходящая к «око за око». — Я понимаю о чем ты хочешь сказать, — кивнул Мешок и задумался вслух: — Странное дело, а ведь я почему-то всегда считал, что с армейским спецназовским прошлым поступить на службу в ментовку нереально. |
