|
Вы меня хорошо слышите? Каждый! А пока вместо грозного щита лично я наблюдаю лишь имитацию такового. Имитацию, сумбур и ничем не оправданную самодеятельность! Поэтому я, пожалуй, соглашусь с мнением некоторых ваших коллег, что прижившееся в обиходе жаргонное словечко «гоблины» применительно к вашему, Павел Андреевич, подразделению куда как больше отвечает реалиям дня сегодняшнего. Очень печальным, должен сказать, реалиям. Так что настоятельно советую срочно прекращать эти ваши «луноходы»… Так, кажется?… Спускаться с луны на землю и работать-работать-работать! В противном случае — оргвыводы последуют незамедлительно…» Понятно, что после такой вот нахлобучки ноги сами занесли Мешка и его начальника в близлежащий полуподвальный шалман эконом-класса, что на Кирочной. А учитывая, что сегодня Андрей был без машины — так просто сам Бог велел утопить грусть в вине.
А там, глядишь, и истина сыщется…
Говорят, что в будние дни человек думает исключительно о будущем и только в отпуске — о настоящем. За всех поручиться не можем, но в случае с отпускницей Северовой дела обстояли именно так. Самое обидное, что по результатам не самых долгих раздумий собственное настоящее представилось Наташе не просто невыносимым — омерзительным. Сей пренеприятный факт сделался столь прозрачно-очевиден, что теперь она искренне недоумевала и даже негодовала: почему такого рода прозрение явилось только теперь? Так поздно? Вчера, вернувшись из конторы после жутчайшего разноса, учиненного внезапно нагрянувшим генералитетом, Наташа как-то сразу и вдруг поняла, что смертельно устала за месяцы службы в «гоблинах». И сама эта служба ей опостылела, а один из ключевых в этой службе персонажей — так и вовсе осточертел! Самое ужасное, что осточертел, но вместе с тем одновременно оставался любим ею по-прежнему. «Нет, это просто невыносимо! Так не должно, так не может продолжаться! Почему я ежедневно должна прощать и сносить самое натуральное издевательство над собой? Почему позволяю унижать себя? Что и кто мне эти менты-«гоблины»? Сколько можно, как говорит тот же Холин, «мазать спинку повидлом» и прикидываться доброй милицейской феей? Что, на одном только Мешке свет клином сошелся? Да я только мизинчиком поманю, как тут же целая очередь из самцов выстроится. Причем из красивых и богатых самцов». Вот с таким черными мыслями Северова полночи прострадала да промучилась. А когда ближе к полудню проснулась в своей, не менее осточертевшей, чем служба, снимаемой клетушке на Ленинском, обнаружила, что мысли за ночь светлее не сделались. И, соответственно, мудренее ничуть не стало. Совершенно разбитая, на автопилоте Наташа приготовила себе немудреный завтрак, абсолютно без аппетита поела и, совершив над собой немалое усилие, засела за («Господи, да не прими труды праведные в отпуску выстраданном за извращение!)… за работу. «Всё! Хватит скулить и сопли на кулак наматывать! Теперь у меня хотя бы есть четкая и конкретная цель!» Наташа загрузила компьютер, веером разложила по столу загодя притащенные из конторы листы распечаток, о существовании коих ее коллеги даже не догадывались, под своим служебным паролем вошла в информационную систему ГУВД, и — понеслось. С этого момента вопрос «состоится ли по окончании отпуска ее возвращение в «гоблины»?» целиком и полностью зависел от того, каким в конечном итоге окажется результат поисков. И что с того, что даже по самым скромным прикидкам на эти поиски уйдет дней десять, не меньше? Зациклившись на стихийно принятом решении, Северова больше не могла думать ни о чем другом, а необходимость скрывать свои мысли от окружающих создавала в душе благодатную почву для сомнений. Инстинктивно Наташа чувствовала, что эта во многом авантюрная затея — лишь попытка откупиться от нависшего над ней зла, но всё равно с упорством фанатика продолжала цепляться за нее. |
