|
Местные сначала боялись подходить, потом подошли, но эстонский солдат на посту выставил угрожающе автомат и начал кричать по-русски, чтобы они не подходили к периметру — русский язык все еще оставался универсальным на всей территории бывшей империи. Потом какая-то группа, в которой был переводчик на украинский с английского, пошла по домам: в каждом доме переписывали жителей, снимали отпечатки пальцев, давали немного консервов и пятилитровую бутыль какой-то воды. С общением тут тоже были проблемы: эстонцы кое-как выражали свои мысли на английском, переводчик еще хуже переводил эти мысли на украинский, но русским, который знали все, не решался воспользоваться никто. Потом, кстати, местные узнали, что все солдаты худо-бедно говорят по-русски, но только когда рядом нет начальства, а так за любое слово по-русски их штрафуют. Вместе с консервами (просроченными) и водой им давали листовки, в которых на украинском (с ошибками) и на английском говорилось, что солдаты пришли сюда для того, чтобы не допустить кровопролития, помочь им продвинуться по пути демократии и войти в европейское содружество наций. Удивительно, но эстонцы отказывались выпить спиртное, хотя в некоторых домах им его предлагали. В их доме один из эстонцев подозрительно жадно смотрел на его младшую сестру и что-то сказал, но главный среди эстонцев резко ответил ему, и на этом все кончилось.
Оккупация их области свершилась быстро и почти без жертв — в одной из деревень седой, полусумасшедший ветеран еще той, давней войны, увидев миротворцев, выбежал из дома с ружьем и выпалил в них: один из солдат был тяжело ранен, а старика скосили очередью с БТР. Видимо, безумный старик принял миротворцев за гитлеровцев. Это был один из последних оставшихся в живых ветеранов той, почти уже всеми забытой войны… Потом, через несколько дней, дошли слухи, что поляков сильно потрепали в Днепропетровске, пропустили в город и открыли огонь по бронеколоннам. Переправиться через Днепр они смогли с большим трудом, а по линии Павлоград — Лозовая и дальше их остановили, и сейчас там идут бои. Притихли и эстонцы, если раньше они выходили в село, чтобы договориться с женщинами, — женщин они любили, в отличие от спиртного, — то теперь они закрылись в школе и не выходили оттуда. А через день в село приехала большая делегация, их собрали перед развалинами бывшего сельского клуба, и какой-то пожилой дядька в красивом камуфляже долго агитировал их через мегафон вступать в украинскую армию, потому что кацапы пошли в наступление и только они, представители славного украинского народа с большим опытом противостояния русскому империализму, могут спасти ридну неньку Украину от русского вторжения. Получасовая речь, подготовленная обосновавшимися в Киеве американскими специалистами по психологической войне, на самом деле могла уместиться в несколько слов, только их поняли жители этой маленькой деревеньки, и только они имели значение — зарплата будет в долларах. Записался и Иван. А что в деревне сидеть? Сестра уже выросла… вон, с эстонцами гуляет, а мать, как обычно, прикладывается… каждый день. Тут хоть зарплату хорошую обещают и автомат… Все кончилось быстро — он только успел пройти краткий двухнедельный курс подготовки, где проникся лютой ненавистью к полякам: польский капрал, который их учил, за любую провинность любил сбивать их с ног, вставать сверху и мочиться на них. Неизвестно, как бы пошло это дело дальше и против кого бы повернули оружие обученные таким образом «хохлы», но тут американцы вмешались по-серьезному. Он помнил, как они шли по четвертой дороге на Донецк, и то тут, то там виделись столбы дыма от горящих боевых машин, а над колонной постоянно пролетали самолеты, избавлявшиеся от своего смертоносного груза где-то вдалеке. В боях он успел поучаствовать совсем немного, их специально не гнали вперед, даже притормаживали, чтобы дать беженцам и прочим «нежелательным элементам» уйти в Россию вместе с остатками русской группировки вторжения и некоторыми частями бывшей украинской армии. |
