Все свои действия она совершала томительно долго.
Когда из кармана старухи высунулся полиэтиленовый мешок, Никита и Коля догадались о ее намерениях, хотя Колька привычно шутканул: «Воздух достала!»
Наконец старуха вытащила горбушку черного хлеба и уронила ее себе под ноги. Затем, неожиданно проворно подняв согнутую в колене левую ногу, резко опустила каблук на иссохший хлеб. После нескольких ударов пенсионерка наклонила голову и оценила плоды тяжких трудов. Оказалось, что от горбушки отбилось всего лишь несколько небольших кусочков.
Старуха решила действовать более решительно и со всех своих малых сил топнула по непокорному хлебу. Тот выскользнул из-под старушечьего ботинка и молниеносно отпрыгнул к стальным прутьям ограды моста.
Пенсионерка недовольно посмотрела на свою жертву, подбила палкой горбушку к исходному месту и чисто для проформы ударила ее резиновым наконечником своей клюки. Не добившись большего результата, чем прежде, все тем же резиновым наконечником инвалидка оттеснила изможденную краюху к краю моста и спихнула в воду. Тотчас к добыче, за которой до того момента они лишь вожделенно наблюдали, ринулись птицы. Вороны и голуби принялись склевывать крошки на тротуаре, а утки, трассирующие по бурой реке, деловито направились к размокающей горбушке.
Вслед за первой порцией старуха отправила вниз все свои хлебные припасы и, оставив пустой мешок торчать из кармана, пошла по мосту дальше, желая, очевидно, привычно пройтись по аллеям парка. Когда она сошла с моста и свернула направо, с обеих сторон избранной ею тропы к старухе подскочили трое подростков. Никита ударил инвалидку кулаком по лицу. Она тут же упала, и Колька, склонившись над старухой, вцепился в ее поношенную сумку. Старуха, однако, цепко держала свою ношу левой рукой и при этом смотрела на Махлаткина снизу немного детским взглядом.
- Волоки ее за собой, сейчас отпустит! - приказал Бросов, просунул свои ручищи Кольке под мышки и потащил его, а следом и оглушенную пенсионерку.
- Ух ты, ё мое, лыжи какие! - Махлаткин сипло-звонко засмеялся и передернул плечами. - Щекотно, блин!
- Щас будет еще щекотней, когда я тебе капусту развалю! - Никита тоже смеялся странным, словно искусственным смехом, похожим на хруст жести, и набирал скорость. - Главное, не обделайся, а не то клоповцам продам - они тебя псам отдадут!
Ревень неуверенно, озираясь, шел следом и ловил себя на том, что мечтает о внезапном и спасительном для жертвы появлении ментов, которые хоть и сами порядочные шкуры, но за такую бяку наказывают.
Ребята оттащили старуху недалеко, шагов, может быть, на двадцать, и остановились.
- Ревун, тресни ей по граблям! - скомандовал Мертвец.
Олег присел рядом на корточки и не знал, что ему делать. Он почему-то засмотрелся на старушечьи руки: прозрачная, будто целлофан, кожа на кистях была словно обрызгана ржавчиной.
- Ну, лапу ей расцепи! - громким шепотом сказал Колька. - Во, жаба! Как клещами зажала!
Ревень все еще не понимал, как ему надо себя вести и можно ли сейчас вернуть все происшедшее назад - словно перемотать кассету, чтобы больше ее никогда уже не смотреть. Вдруг он увидел, как Бросов наступил своим здоровенным ботинком инвалидке на голову.
«Сорок шестой размер», - почему-то подумал Олег, глядя, как смялось под подошвой лицо старухи.
- Я взял! - почти крикнул Махлаткин.
- Рвем отсюда! - скомандовал Никита. - Вставай, Хрусталь! Чего замерз? В тюрягу захотел? Сваливать надо, понял?!
Ребята побежали от старухи, нелепо шарившей здоровой рукой по травмированному лицу. |