Теоретически допрашивать мудака обязан следователь. Но сегодня — усиление, пусто в конторе, потому первичный допрос может провести и оперуполномоченный, следователю же потом и легче.

Сунув в узенькое жерло рекордера новую болванку, Фрязин показал все еще торчавшему в дверях Паше-напарнику, чтобы сел на диванчик в углу, и пощелкал по микрофону. Пищит.

— Имя, отчество, фамилия, — сказал он грозно.

— Морозов, Николай Алексеевич.

— Допрос проводит старший оперуполномоченный Фрязин. Присутствует младший оперуполномоченный Павел Романович Афанасьев. Что можешь показать по существу дела?

— По какому существу? — не понял тот.

— По существу дела, — повторил Фрязин и хорошенько пнул мудака под столом в колено. Тот охнул, подскочил.

— По существу дела ничего не могу показать, — сказал он.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Фрязин. Это и в самом деле было хорошо, ведь что мудаку сказать, чем оправдаться? Нечем. То, что он мудак, все оправдания низводит на нет.

— Признаешь, что мудак?

— Н-не признаю… — пробубнил Морозов и получил еще пинок.

— Как ты объяснишь в таком случае, что на съезде был идентифицирован как Морозов Николай Алексеевич, уже три года как числящийся в мудаках без определенного места жительства, сиречь в розыске?

— Я ни в каком розыске не был, документы настоящие.

— То-то, что настоящие. А не должны быть настоящие. Смотри, Паша, — сказал Фрязин, щелкнув кнопкой и отрубив запись. — Вот сидит мудак. Три года назад как в воду канул. Искали уж его, и пятое, и десятое, а тут получите — на съезд его черт понес, а там идентификатор сработал. Даже фамилию не поменял! Даже имя-отчество! Жил, сволочь, как нормальный человек, в телевидение проник!

— На телевидение, — машинально поправил мудак и схлопотал в рыло.

Допрашиваемых бить не положено, но кто ж мудака-то не ударит? И кто возьмется ругать того, кто мудака ударил? Они и так должны радоваться, что по-людски с ними, на стуле вон мягком сидит, в тепле, пожрал только что… Раньше как с мудаками? Нагрузили в фургон, да в лес, да в овраг. А там уже трактор-«петушок», сиречь экскаватор с бульдозером. Ой, сколько тракторов таких тогда у белорусов купили! Батька велел даже цены скинуть, а сто тракторов лично передал в дар русскому народу.

Потом, правда, опомнились, и очень скоро. Ведь мудак дохлый — не в пример вреднее мудака живого. Живой мудак может трудиться на благо гражданского населения. Кого на шахту, кого в лес, кого на войну. Очень даже запросто, потому и с чичами помирились в одночасье. Как стали делать: берут мудака, ему в рюкзак взрывчатку — под банки с тушенкой там замаскируют, под мыло — и к чичам. Мудак рад, думает, чичи его цивилизованному сообществу отдадут, бежит себе, а как добежит, куда надо — тут кнопочку нажмут, и нет мудака, а с ним и чичей.

Чичи даром что чичи, быстро поумнели, стали беглых мудаков на всякий случай стрелять. Да оно и ладно — все забава, и мудакам убыль. А там, глядишь, и победили проклятых, и мудаков извели малость.

Сейчас мудаки, кто остался, в основном на подсобных работах шебуршились — мусор там собирать, рыть чего, асфальт класть… В мусорных контейнерах — как в санатории, чистенько, сухо, все пищевые отбросы мудаками изысканы, пущены на корм. Пособие-то мудацкое маленькое, чего на него купишь. Еще не везде мудакам и продадут, кстати.

А кто в лагере, в шахте там или на сельскохозяйственных работах, тем, почитай, что и лучше бывает. Фрязин помнил, как их возили на экскурсию в подмосковную агрофирму. Директор, толстенький приятный человек в белоснежном халате, вел их по свинарникам и телятникам, рассказывал, волнуясь, о привесах и надоях.