Минутой позже кто-то тяжело плюхнулся на стул рядом со мной. Скосив глаза вправо, я увидела загорелое и мускулистое предплечье вкупе с деревянными костылями.

Похоже, это прибыл мой красавчик-сосед.

Моя маленькая пернатая фея надежды проснулась и шепнула мне на ухо: экономика только что стала куда интереснее.

Хартли со стоном кинул рюкзак на пол перед собой и уложил на него свой гипс. Потом привалился затылком к стене позади нас и сказал:

– Пристрели меня, Каллахан. Ну почему я записался на курс так далеко от МакЭррина?

– Ты всегда можешь вызвать калекомобиль, – предложила я.

Он повернул подбородок, и его шоколадно-коричневые глаза затянули меня в свое гравитационное поле.

– Что-что?

Я не сразу сообразила, что только что брякнула. Калекомобиль. Точно.

– Здесь есть микроавтобус. – Я дала ему свою карту кампуса. – Звонишь им заранее, и они отвозят тебя на занятия.

– Кто же знал. – Хмурясь, Хартли уставился в карту. – Ты им пользуешься?

– Тебе честно? Я скорее приклею себе на лоб большую красную Л, чем вызову этот микроавтобус. – Я показала пальцами универсальный знак слова «лузер», и Хартли фыркнул от смеха. У него на щеке опять появилась ямочка, и мне пришлось подавить порыв протянуть к его лицу руку и коснуться этой ямочки пальцем.

В этот самый момент к Хартли подсела худая девчонка с прямыми черными волосами и в очках на поллица.

– Прошу прощения, – сказал он, повернувшись к ней, – но этот ряд предназначен только для инвалидов.

Она огромными глазами уставилась на него, а потом соскочила со стула и, словно испуганный заяц, понеслась по проходу к другому свободному месту.

– Я, между прочим, знаю, что ты пошутил, – сказала я, глядя ей вслед.

– Серьезно? – Хартли одарил меня новой улыбкой, такой лукавой и теплой, что я не смогла отвернуться, а потом, когда преподаватель начал постукивать по микрофону, шлепнул себе на коленки тетрадь.

Профессор Румпель выглядел на сто девять лет плюс-минус десять.

– Класс, – начал он, – об экономике говорят чистую правду. Ответ на любой вопрос в любом тесте один: спрос и предложение. – Старичок издал придушенное фырчанье в микрофон.

Хартли наклонился ко мне и прошептал:

– Думаю, это задумывалось как шутка.

От его близости моему лицу стало жарко.

– Мы попали, – шепотом ответила я.

Но, говоря по правде, я имела в виду только себя.

***

После занятия у Хартли зазвонил телефон, так что я по-дружески помахала ему и выехала из аудитории в одиночестве. А потом, проконсультировавшись со своей верной инвалидной картой, направилась к самой большой столовой на территории кампуса. Она была построена в тридцатых годах и когда-то вмещала в себя всех учащихся. Я медленно заехала в переполненное помещение. Передо мной уходило вдаль около сотни столов. Чтобы понять, куда ехать дальше, мне пришлось посмотреть, в какую сторону движется основная толпа.

Студенты шли мимо меня к одной из стен помещения. И я, лавируя между столами, поехала к чему-то, что выглядело как очередь. Сдвинувшись вперед, чтобы прочитать написанное мелом меню, я нечаянно наткнулась на девушку, которая стояла передо мной. Она круто развернулась с выражением раздражения на лице, но потом опустила глаза и поняла, что ее стукнуло.

– Извини! – произнесла она торопливо.

Моему лицу стало горячо.

– Извини, – отозвалась я эхом. За что она просит прощения? Это ведь я, балда, наехала на нее.

Странно, но когда ты сидишь в инвалидной коляске, то люди, в которых ты врежешься – даже если ты отдавишь им ногу, – в девяти случаях из десяти обязательно извинятся.