Мэри на свой манер была ух какая пройда. Закури, скажем, я — Джим меня точно заложил бы. А ей он только сказал:
— Будешь курить — так и не вырастешь.
Мэри затянулась и сказала спокойным голосом:
— А не пойти ли тебе?..
Джим повелительно распределил среди нас обязанности.
— Я буду детективом, а вы — моей командой. — И показал на меня: — Ты должен все записывать. Я дам тебе тетрадь. И не ленись.
— Хорошо, — согласился я.
— Мэри, — велел Джим, — не витай в облаках — будешь считать. Только без этих твоих микки-маусовских штучек.
— Уже считаю, — сказала она голосом Микки и кивнула.
Мы расхохотались, а Мэри и бровью не повела.
— Фрэнки, назначаю тебя моей правой рукой. Будешь делать все, что я скажу. Понял?
Тот согласился, и тогда Джим сказал нам, что мы первым делом должны искать улики.
— Твоя мать не сказала, как этот бродяга выглядел? — спросил я.
— Сказала, что раньше его никогда не видела. Он словно призрак какой.
— Может, это вампир? — предположил я.
— Никакой это не вампир, — отрезал Джим. — Извращенец. Если мы хотим, чтобы все вышло как надо, то нужно делать по науке. Никаких вампиров в природе нет.
Первым делом мы осмотрели место преступления. Под окном конрадовской спальни, на втором этаже их дома, соседствовавшего с нашим, мы нашли четкий отпечаток подошвы. Отпечаток был крупный, гораздо больше, чем у любого из нас, и подошва была не гладкая, а с линиями и кружками.
— Видите, что это? — спросил Джим, присаживаясь на корточки.
— Это след от кроссовки, — сказал я.
— Точно, — сказал он.
— Я думаю — от кеда, — сказал Фрэнки.
— О чем он вам говорит? — спросил Джим.
— А о чем? — спросил Фрэнки.
— Ну, он слишком велик — значит, не ребячий. Правда, взрослые обычно не носят кеды. Наверно, тут был молодой парень. Нам нужно сохранить это, если полиция будет проводить расследование.
— А твой отец вызывал полицию? — спросил я.
— Нет. Сказал, что если поймает этого сукиного сына, то сам его пристрелит.
У нас ушло с полчаса на то, чтобы выкопать отпечаток, — мы осторожно разрыхлили землю вокруг, подкопались под него лопатой, потом пошли к крылечку Бабули и спросили, не найдется ли у нее коробки. Она дала нам круглую шляпную коробку, на крышке которой были нарисованы пудель и Эйфелева башня.
Джим приказал Фрэнки:
— Неси это так, будто у тебя в руках бомба.
Потом мы отнесли коробку в сарай, что стоял в нашем дворе, у забора. Когда Фрэнки поставил коробку на деревянную полку рядом с бутылкой инсектицида, Мэри сказала:
— Один.
Чтоб мне так жить
Бабуля готовила для нас ланч, когда в полдень прозвонил звоночек. Она подавала нам еду в столовой нашей части дома. Ее сэндвичи всегда были с маслом. Иногда — как и в тот день — она делала сэндвичи только с маслом и сахарным песком. Еще у нас имелся перловый суп. А время от времени Бабуля готовила нам шоколадный пудинг, залитый сверху коричневой подливкой толщиной в палец. Но обычно на десерт были «дамские пальчики».
У Бабули были седые жесткие волосы вроде тех, что росли на Джордже, сильные бифокальные очки и похожее на раздавленную изюминку родимое пятно на виске. Со своим маленьким росточком, темной морщинистой кожей и шелковистыми черными усиками по уголкам верхней губы Бабуля иногда казалась мне древней царицей обезьян. |