— Не надо во всем видеть только плохое.

— Этот Дубров по пятам за ней ходит. И как это быстро люди портятся. Он мне казался таким серьезным, исполнительным командиром. Я души в нем не чаял. «Вот, — думаю, — то, что мне надо». Так нет же, свела его Рита с ума.

— Любовью, Вася, нельзя командовать: приказал, прикрикнул — и все.

— Ничего, я ее поставлю на место. Только ты, пожалуйста, не вмешивайся.

Марина Саввишна, стоя у окна, засмотрелась на кого-то, и чайная ложка выпала из руки.

Василий Александрович удивленно взглянул на жену.

— Ты на кого это там загляделась?

— Вон примадонна Канашова расфуфыренная пошла. Погляди.

— Что, завидки берут? Шляпа в перьях не дает тебе покоя?

— Не в шляпе дело, а в том, что она совесть потеряла, в мещанку превратилась… Из политкружка демонстративно ушла: ведите ли, ей скучно. Общественное поручение дали, не выполнила — ей некогда. А чем она, спросить, занята? Днем, когда ни придешь, спит, а в комнату к ней стыдно зайти, такой там раскардаш. Чуть завечерело — накрасится, расфуфырится — и айда в город.

— Может быть, где-нибудь в городе выступает. Ведь юна артистка.

— Какая она артистка, это все для отвода глаз. Прошлый год хоть самодеятельностью в клубе изредка занималась, а сейчас и этого нет. Ну, да что с тобой толковать! — Марина Саввишна быстро оделась. — Я пойду… Вы не ждите меня, обедайте с Ритой.

2

Сегодня Аржанцев отчитал Миронова за плохую заправку коек во взводе.

На строевой подготовке бойцы заметили, как Миронов с неохотой подал команду «становись». Чем-то огорчен. Когда команда была выполнена, лейтенант недовольно сдвинул брови и скомандовал отрывисто, резко:

— Отставить! Разойдись!

Теперь Миронов стоял, внимательно присматриваясь к бойцам. Он подал новую команду: взять оружие на плечо, а затем к ноге. Некоторые бойцы запаздывали при выполнении ружейных приемов. Он подавал новые и новые команды, все более убеждаясь, что взвод их выполнять по-настоящему не умеет. Бойцы видели, как командир недовольно морщился, если кто-то отставал при выполнении приема или чрезмерно спешил, исправляя ошибку.

Наконец Миронов, не выдержав, подошел к бойцу на правом фланге. Это был Андрей Полагута. Молча взял у него винтовку. Все с укоризной покосились на Полагуту, словно говоря ему: «Это ты нас подвел».

— Многие из вас, — сказал Миронов, обращаясь к взводу, — отработали ружейные приемы плохо и потому делают их неверно. — Взгляд его говорил: «Не думайте, что это относится только к Полагуте». Напротив. Полагута с первого дня чем-то понравился Миронову. То ли своим богатырским видом и удивительным спокойствием, таившимся в его тихих зеленоватых глазах, то ли еще чем-то, неуловимым с первого взгляда.

«Начал придираться, — подумали бойцы. — А к чему нам ружейные приемы, когда мы пулеметчики? До него все было так, а ему, видишь ли, не угодили. Теперь держись, начнет гонять».

— Может, некоторые из вас считают, что пулеметчикам не нужны ружейные приемы и я просто придираюсь к вам, — точно угадал их мысли Миронов. — Но Нарком обороны в приказе на этот год требует резко поднять строевую и физическую подготовку каждого бойца и подразделений в целом. К тому же винтовка — боевое оружие вторых номеров.

Миронов встал перед строем и начал показывать ружейные приемы.

Бойцы придирчиво наблюдали за движениями командира, стараясь ничего не упустить.