Но в одиннадцать часов раздался телефонный звонок: Канашов поинтересовался, все ли командиры и штабные работники знают о предстоящих занятиях. И тут Савельеву ничего не оставалось, как признаться в своей забывчивости. За свою «профессорскую рассеянность» он получил замечание от командира полка, а занятия решил провести сам Канашов.

В двенадцать часов дня без одной минуты подполковник Канашов вошел в кабинет начальника штаба полка, где обычно проводились штабные тренировки.

Выяснилось, что у большинства командиров отсутствовали уставы, наставления и справочные материалы, даже цветные карандаши были не у всех.

Канашов недовольно оглядел всех и отметил, что подготовка к занятиям проведена плохо. И дал час на подготовку.

К началу тренировки притащили и упирающегося полкового ветеринарного врача Ковылкина. Свое нежелание присутствовать на тренировке он пытался объяснить большой занятостью — он готовил конский состав к весенней инспекторской проверке — и, главное, тем, что ему здесь нечего делать.

Когда собрались все, Канашов объявил новую тему: «Работа штаба стрелкового полка по управлению оборонительным боем и выходом из окружения».

Отработка документов и справочных данных по теме обороны прошла сравнительно сносно. Но как только Канашов сообщил, что полк попал в окружение, и роздал каждому новое задание, тут и пошла «писать губерния». Савельев не смог составить приказания о переходе к круговой обороне, начальник связи Солодов не сумел организовать связи с подразделениями, а начальник штаба батальона капитан Стецко не построил на схеме систему огня.

И как раз в этот момент вошел полковник Русачев. Выслушав доклад Канашова и поздоровавшись со всеми, он распорядился продолжать занятия, и сам пошел от одного командира к другому и стал разглядывать их работы.

Русачев поднял и показал всем карту ветврача Ковылкина. Она была грязная, прочерчена грубыми жирными линиями, пестрела многочисленными подчистками.

— Это не карта штабного работника, а какая-то детская мазня. А ведь карта — боевой документ, помощник и советник в бою! Позор для начальника службы вести так небрежно карту. Такая же неразбериха и грязь у вас и в полковой конюшне. Дневальные спят, — повернулся Русачев к Канашову. — Безобразие! Почему до сих пор не отправили мерина Тихого на дивизионный ветеринарный пункт?

Канашов молчал.

— Товарищ полковник, — сказал врач, — я сегодня хотел сделать это с утра, да вот на занятия вызвали.

— У нерадивых всегда найдутся отговорки… Если и на инспекторском смотре конского состава провалитесь, не ждите пощады, — комдив погрозил пальцем Ковылкину. — А вам, товарищ Стецко, — строго обратился он к начальнику 5 штаба первого батальона, — стыдно так штабному работнику небрежно вести карту. Мало вас Чепрак гоняет.

Русачев сел и сказал:

— Продолжайте занятие, подполковник Канашов.

После русачевского разноса все окончательно растерялись. Документы, составленные «штабниками», изобиловали грубыми ошибками.

Русачев встал и, взяв приказ «Выход из окружения и отход», удивленно пожал плечами:

— Что это за новости, товарищ подполковник? Мне не помнится, чтобы эта тема была в программе командирской учебы.