|
Продукты немцы продавали полякам «налево» – распространённое здесь слово, обозначающее незаконную продажу. Цены были таковы, что названная девочка-батрачка должна была проработать три года, чтобы купить кило сала. Полновластным хозяином деревни был остбауэрфюрер – сотский. Он распоряжался жизнью и свободой людей. Так, соседа нашего хозяина он послал в лагерь Освенцим только за то, что за год до прихода немцев тот сказал крестьянину, говорившему по-немецки: «Зачем говоришь по-немецки, тут ведь не Берлин!». Вопросы о раздаче немцам земли решались с участием местной организации фашистской партии (НСДАП). Сам бауэрфюрер Швандт, массивный толстяк, хозяин пивной и мелочной лавки, вообще не считал нужным платить своим батракам, их у него было шестеро – трое мужчин и три женщины; по истечении года он выгонял их, не давая ни пфеннига. Этот Швандт имел до войны 4 морга земли; сейчас, ограбив своих соседей поляков, он владел 50 моргами (25 га). Поляки, хозяева земли и инвентаря, были закабалены на территории «райха» тяжелей, чем обычные батраки. Это, собственно, не было батрачество, это было крепостное право немца над поляком, рабство поляков на их родной земле, захваченной фашистской Германией. Поляк не имел права выехать из деревни, уйти от хозяина. Попытка перейти с территории «райха» в гене-рал-губернаторство каралась смертью. Пользоваться железной дорогой, посещать сады, парки польским крестьянам было категорически запрещено. Дети дичали, не зная школы, не зная аз-буки. Даже выпить в воскресный день шкалик водки было запрещено польскому крестьянину: существовал закон, разрешавший продажу водки одним лишь немцам. Немцы здесь делились на пять сортов: черноморские, балканские, прибалтийские, райхе-дейче и фольксдейче. Первые три категории были привезены главным образом в 1941 году – для освоения ставших вдруг «немецкими» польских земель. В 1944 году хлынула новая волна немцев, – это были те, которых фашисты, отступая, вывозили с собой из разных стран и обла-стей. В Германии существует закон об обязательной сдаче крестьянами всей сельскохозяй-ственной продукции на специальные скупочные пункты, где им платили 9 марок за 100 кило-граммов картофеля и 20 марок за 100 килограммов ржи. Несмотря на тщательную проверку ко-миссиями с участием представителей фашистской партии, вновь испечённое кулачьё торговало зерном и картофелем по спекулятивным ценам, продавая полякам их же рожь и пшеницу. Поля-ки платили огромные цены за те продукты, которые сами же производили, платили теми марка-ми, которые с гарпагоновской скупостью им давали немцы за каторжный, многочасовый труд. Так жили здесь поляки-крестьяне. И нужно ли удивляться той ненависти, с которой встре-чают они немцев, не успевших удрать, не сумевших перескочить через Одер. Нужно ли сейчас, под конец этой жестокой войны, вновь рассказывать читателю о том, что германский фашизм есть плаха народов? Но бесконечно разнообразны формы фашистского зла, на каждом этапе по-новому раскрываются они, по-новому показывают жестокое, палаческое существо фашизма. Она, эта палаческая сущность, одинаково равна себе и в двух тысячах кило-метров от границ Германии, где оккупанты при свете ночных пожаров грабили и убивали рус-ских крестьян на берегу Волги, и в Бабьем Яру над днепровским обрывом, где немцы живыми закапывали в землю еврейских детей, и на Майданеке, за Вислой, превращенном в плаху и ка-торгу для двадцати европейских народов. И здесь, в 150–200 километрах от Берлина, звериная, палаческая сущность немецкого фашизма, вспоённого ядом расовой ненависти, неизменна, равна себе, лишь несколько отличны формы её проявления. II Три дня тому назад мы выехали под Познань из Лодзи. Лодзь огромный промышленный город, в нём свыше тысячи предприятий, из них не менее пятисот крупных заводов и фабрик. Лодзь вырвана из рук немцев столь стремительно, что фашисты не сумели ни ядом своих змеи-ных зубов, ни жалом скорпиона отравить и нарушить жизнь польского Манчестера. |
