|
Иногда страх и отчаяние бывали так невыносимо остры, что он вскрикивал и бросался бежать. Он бежал, не разбирая дороги, пока не начинал задыхаться. Тогда он садился, отдыхал немного и снова шёл дальше. А минутами его охватывала радостная уверенность: ему казалось, что отец идёт своим широким спокойным шагом, зорко вглядывается в чащу и всё ближе, ближе подходит. В одном месте он нашёл много ягод и принялся собирать их. Потом он вспомнил книжку про медведей, которые любят ходить на поляны собирать с кустов малину, и поспешил снова в лес. Вдруг он увидел меж деревьев человека. Он остановился, прижавшись к толстому стволу, и всматривался. Человек стоял с винтовкой, поглядывал в ту сторону, где притаился мальчик, – очевидно, он услышал звук шагов. Лёня смотрел, смотрел, – густая тень мешала разглядеть сто-явшего. Радостный, пронзительный крик разнёсся меж деревьев. Красноармеец вскинул винтов-ку, а мальчик бежал к нему и кричал: – Дядя… дядя… Товарищ…. Не стреляйте, это я, я, я! Он подбежал к красноармейцу и, плача, схватился руками за его гимнастёрку, вцепился в неё так, что пальцы даже побелели. Красноармеец гладил его по волосам и, качая головой, говорил: – Где же ты это так ноги разбил… Да ты не цепляйся, нешто я тебя в лес гоню? – Он вздохнул и добавил – Может, и мой так по лесам один бродит. Да немец хоть два раза меня убей, я всё равно в землю не лягу, пока он тут хозяюет. Встану. Вскоре Лёня лежал на постели из листьев, накормленный, напоенный, с обмытыми ногами. На нём был надет красноармейский пояс с пристёгнутой настоящей кожаной кобурой, в кобуре лежал его жестяной наган. Вокруг сидели командиры, и он им рассказывал о немцах. Подошёл Богарёв, и все встали. – Ну, как аспирант? – спросил Богарёв. – Скоро папу увидишь. Наверное, даже завтра. Вы, товарищи, дайте путешественнику отдохнуть. – Нет, я совершенно не хочу отдыхать, – сказал мальчик, – мы сейчас будем с капитаном в шахматы играть. – Что, товарищ Румянцев, нашли себе нового партнёра? – спросил Богарёв. – Да, вот приняли решение сыграть партию, – сказал Румянцев. Они расставили фигуры, и Румянцев, нахмурившись, уставился на доску. Так прошло не-сколько долгих минут. – Почему же вы не делаете хода? – спросил мальчик. Румянцев резко встал, махнул рукой и быстро пошёл в сторону леса. – Ты не обижайся, мальчик, – сказал стоявший рядом сержант-артиллерист, – капитан ко-миссара своего вспомнил, всегда в шахматы играли. А Румянцев шёл, не оглядываясь, и бормотал: – Не играть нам во веки веков, Серёжа, не играть во веки веков. XIX. Утром батальону драться Казалось, лагерь в лесу бездействовал. Но никогда, пожалуй, в своей жизни Богарёв не уставал так сильно, как в эти дни подготовки к прорыву немецкой обороны. Он почти не спал ночами, мысль и воля его были напряжены. И напряжение его воли передалось всем – команди-рам и красноармейцам, всех охватило приподнятое настроение. Богарёв беседовал с красноар-мейцами, командиры вели учения, между отдельными подразделениями наладилась телефонная связь, радист принимал каждое утро сообщения Информбюро, их перепечатывали на пишущей машинке в нескольких экземплярах, и связной развозил их на захваченном у немцев мотоцикле по лесу, раздавал бойцам. С утра несколько мелких отрядов уходили на разведку, выслеживали немцев, узнавали о движении войск и обозов. Обмундирование бойцов было приведено в поря-док, дисциплина установлена необычайно строгая. За неотдачу приветствия накладывались су-ровые взыскания, рапорты принимались по форме, малейшее нарушение каралось. Наименее обстрелянные, робкие люди постепенно приучались к опасным операциям: им поручалась борь-ба с немецкими связными-мотоциклистами, поимка связистов, уничтожение одиночных грузо-виков. |
