вопросах культуры понтавенцев, еще не привыкли к зрелищу причудливо выряженных

художников и моделей. И вскоре за четырьмя парами уже тянулся хвост ехидных

мальчишек. Да и моряки не удержались от громких язвительных замечаний, когда

компания шла мимо одного из многочисленных кабачков на набережной. Жордэн

предложил пойти другим путем. Гоген показал на узкий переулочек и презрительно

сказал:

- Ступай туда, если боишься.

Этого было достаточно, Жордэн умолк.

А мальчишки становились все нахальнее. Видимо, Анна их раздразнила, показав язык,

потому что на компанию Гогена вдруг посыпались камни. Сегэн поймал одного озорника и

надрал ему уши. На беду в кабаке поблизости сидел отец шалопая. Обуреваемый

родительскими чувствами, он выскочил на улицу и ударил Сегэна. Гоген не мешкая

бросился на помощь товарищу и точным ударом поверг буяна на землю. Но

собутыльникам пострадавшего тоже было знакомо чувство товарищества, и они

вмешались в игру. Сегэн не обладал ни силой, ни боксерским талантом Гогена; он так

перетрусил, что прямо в одежде прыгнул с пристани в воду. Зато Гоген, О’Конор и Жордэн

бросились в яростное контрнаступление и, наверно, победили бы, не получи противник

подкрепление из трактиров. Враг не пощадил и кричавшую благим матом Анну, хотя

остальные женщины храбро пытались ее защитить. Тут Гоген споткнулся и упал. На него

обрушились пинки, а он почему-то не оборонялся и даже не сделал попытки встать. В

конце концов атакующие поняли, что зашли слишком далеко, и поспешили скрыться в

переулках.

Когда подоспели жандармы, Гоген лежал все в том же положении на земле. Он был в

полном сознании и сам рассказал, что с ним. У него был открытый перелом правой ноги

как раз над лодыжкой. О’Конору и Жордэну тоже крепко досталось. Подруге Сегэна

повредили ребро. Остальные дамы благодаря прочным корсетам из китового уса

отделались испугом.

Раздобыв двуколку, опечаленная и окровавленная компания повезла своего,

поверженного вождя обратно в Понт-Авен. Вызвали врача, до он мог только наложить

тугую повязку на сломанную ногу и прописать на несколько месяцев полный покой.

Однако ноющая боль не давала Гогену уснуть, и он был вынужден вскоре снова

обратиться к врачу, чтобы тот сделал ему укол морфия. Больше двух месяцев он чуть не

ежедневно заглушал боли морфием и алкоголем, чтобы хоть на часок-другой забыться.

Несмотря на риск потревожить рану, пренебрегая тяготами пути, Гоген 23 августа

отправился за тридцать километров в Кенпер, где местный суд вынес приговор забиякам,

из которых полиции почему-то удалось схватить только двоих - лоцмана Собана и рыбака

Монфора. Из сохранившегося протокола видно, что их обвиняли в «намеренном избиении

мсье Поля Гогена, каковое избиение повлекло за собой телесные повреждения и

нетрудоспособность на срок более двадцати дней». Гоген требовал десять тысяч франков в

возмещение ущерба. К его великому негодованию, суд уменьшил эту сумму до шестисот

франков - даже не рассчитаться с врачом и адвокатом. Собан получил всего восемь суток

тюрьмы, «поскольку не доказано неопровержимо, что Собан ответствен за тяжелый

перелом ноги мсье Гогена». Монфера начисто оправдали141.

Гоген справедливо назвал приговор «смехотворно мягким». Несколько дней спустя он

в письме Вильяму Молару объяснил снисходительность судей тем, что «эти негодяи из

Конкарно - избиратели, а напавший на меня тип дружит с республиканскими властями». У

него был только один способ отомстить, и он с жаром просил Молара передать Жюльену

Леклерку (который в эти дни бесплатно занимал квартиру Гогена на улице

Версенжеторикс и несомненно был перед ним в долгу), чтобы он убедил «Эко де Пари»

или еще какую-нибудь видную газету напечатать «резкую статью о Кенперском суде».