Шарпийе, который принуждал заключенных правительственной тюрьмы работать на себя:

ухаживать за огородом, колоть дрова и так далее. Хуже того, когда не было заключенных,

жандарм эксплуатировал туземного тюремщика. Не успел Гоген отправить это письмо, как

Шарпийе отозвали. Не потому что он провинился, а потому что согласно действующему

порядку пришла его очередь переезжать на другой остров. Но Шарпийе, как неохотно

признавал Гоген, «был хоть чуточку образован и учтиво обращался с нами, поселенцами».

Его преемник, Жан-Пьер Клавери, прибывший четвертого и официально приступивший к

службе шестнадцатого декабря, был грубый, неотесанный служака, любитель

покуражиться. К тому же он заранее был настроен против Гогена, так как одиннадцать лет

назад служил в Матаиеа, где миссионеры не давали ему покоя своими жалобами, пока он

после долгой и утомительной слежки не поймал Гогена, когда тот купался в костюме

Адама, и не обложил его штрафом за нарушение общественных приличий256.

Заступив на должность, Клавери прежде всего отчитал своего предшественника за

снисходительность и попустительство. Чтобы показать, как надо обращаться с наглыми

склочниками, он на глазах у жителей Атуоны нарочно повернулся спиной к Гогену при их

первой встрече. Тот не мог сразу дать отпора и в ожидании удобного случая замкнулся в

своей скорлупе. Другими словами, он заперся в своем «Веселом доме» и принялся

лихорадочно исписывать один лист за другим исступленными протестами и обвинениями

против всех и вся. «От этого легче на душе», - объяснял он просто и откровенно. Мало-

помалу получился своего рода дневник, где он записывал все, что думал и делал. Тут и там

беспорядочно были вкраплены воспоминания. Это произведение Гоген назвал «До и

после». Подразумеваемой линией раздела была, разумеется, его первая поездка на Таити в

1891 году.

Первый случай дать сдачи Клавери и обратить против него общественное негодование

выдался в середине января 1903 года. Толчком послужило редкое в этой части Тихого

океана стихийное бедствие: вечером 13 января с севера на архипелаг надвинулся циклон.

Так как Атуона лежит на южном берегу Хиваоа, высокие горы прикрыли ее от бешеного

ветра. Но от последовавшего затем ливня спасения не было, и к полуночи обе речушки в

долине разлились. Потом западная речка, тоже Атуона, перегороженная в устье камнями и

стволами, совсем вышла из своего русла и соединилась с восточной, Макемаке, как раз

возле дома Гогена (см. пунктир на карте Атуоны). Поток смыл хижину Тиоки и дом

жандарма, где в это время была только мадам Клавери; муж отправился с проверкой в

другую долину. Мадам Клавери с трудом спасла свою жизнь и кассу. Мостик,

переброшенный Гогеном через Макемаке, унесло, он оказался отрезанным от всей деревни

и провел очень неприятную ночь без света в своем щелеватом доме.

Когда наконец рассвело, воды еще было столько, что он не решился спасаться вплавь.

Единственными в поле зрения были двое туземцев на веранде лавки Варни, а они делали

вид, будто не слышат его зова. Но Гоген по опыту знал, как привлечь внимание

островитян. Он достал несколько бутылок рома и помахал ими в воздухе. Тотчас оба

туземца прыгнули в воду и переправили его на себе. Благодаря своей высоте «Веселый

дом» устоял против паводка. На следующий день вода спала, и оказалось, что

причиненный ущерб незначителен. Во всей Атуоне утонул только один ребенок, а

разрушения были пустяком перед тем, что происходило в других долинах, не говоря уж о

низких островах Туамоту, где погибло 517 человек257.