Вопреки надеждам Гогена, работа шла очень туго. Теперь, когда он на какой-то срок

освободился от денежных забот, у него появилось больше времени не только для работы,

но, к сожалению, и для раздумий. И его совсем одолели мрачные мысли. К тому же он

опять очень остро переживал свое одиночество. Все попытки взять себя в руки и

сосредоточиться не помогали, и тогда он сделал самое умное, что мог придумать, -

отправился искать себе «жену». Сам Гоген в своей книге о жизни на Таити, которую

написал, вернувшись во Францию, изображает дело иначе, он уверяет, будто поехал

наконец в более примитивные уголки острова, лежащие за Матаиеа, чтобы искать там

новые мотивы, новые импульсы. Однако все его поведение явно показывает, что им

двигала его старая мечта - найти себе прелестную и преданную таитянскую Еву.

Начало экспедиции было довольно заурядным. В старом разбитом почтовом

дилижансе он доехал до конечной станции - Таравао, расположенной в пятнадцати

километрах восточнее Матаиеа, на перешейке между Большим и Малым Таити. Отсюда

две скверные дороги вели на меньший полуостров, а третья, еще более скверная, скорее

напоминавшая вьючную тропу, по скалам и лощинам восточного побережья большого

полуострова возвращалась в Папеэте. В Таравао жил китайский купец, который по

дорогой цене выдавал напрокат коляски и лошадей немногим горожанам, отважившимся

забраться в такую даль. К счастью, Гогену не пришлось опять раскошеливаться;

французский жандарм в Таравао был настолько любезен, что одолжил ему даром одну из

своих верховых лошадей.

И Гоген направился через пальмовую рощу на север, в сторону Фа’аоне. Эта область

считалась самой глухой и уединенной, и он, вероятно, рассчитывал, что здесь лучше

сохранились исконные нравы и быт. Однако разница, как он вскоре убедился, заключалась

лишь в том, что здесь было больше бамбуковых хижин и меньше европейцев, чем в

Затаила. Да еще, пожалуй, местные жители менее тщательно скрывали свою наготу,

поскольку тут не было ни жандарма, ни миссионеров, которые следили бы за ними. С

подлинно таитянским радушием какой-то незнакомый человек пригласил путника к себе в

хижину - подкрепиться и отдохнуть. После девяти километров езды по крутым горам и

через бурные речки Гоген устал, должно быть, не меньше, чем его конь, и тотчас принял

приглашение. Несколько человек сидели или полулежали на сухой траве, устилавшей

земляной пол. Одна женщина пошла за плодами хлебного дерева, бананами и раками, а

другая с естественным любопытством спросила, что привело сюда гостя. Гоген коротка

ответил, что направляется в Хитиа’а (так называлась область, лежащая за Фа’аоне). Ну, а

зачем он туда едет? И тут вдруг у Гогена вырвалось:

- Чтобы найти себе женщину.

Услышав это неожиданное признание, хозяева ничуть не удивились. Единственное,

чего они не могли понять, - зачем же ехать так далеко! Кроме того, как патриоты своей

области, они явно были обижены тем, что знаменитым красавицам Фа’аоне чужеземец

предпочитает этих провинциалок из Хитиа’а. И последовало внезапное предложение:

- Возьми мою дочь, если хочешь.

Согласно таитянскому обычаю, родители решали, с кем сочетаться браком их детям, и

те, как правило, беспрекословно подчинялись - ведь брак не закреплялся никаким

гражданским или церковным актом, разводись, когда захочешь. В случае с Гогеном

удивляет только то, что мать предложила дочь совсем незнакомому человеку. Объяснить

это можно тем, что таитяне тогда, как и теперь, охотно отдавали своих дочерей замуж за

европейцев, справедливо считая их самой выгодной партией.