Приемная старца Зосимы почти с фотографической точностью воспроизводит «зальцу» о. Амвросия. Достоевский все заметил, все запомнил: «Кожаный красного дерева диванчик, очень старинной постройки», «у противоположной стены четыре стула красного дерева, обитых черною, сильно потертою кожей», «горшки цветов на окне», «в углу много икон, одна из них Богородицы огромного размера и писанная, вероятно, еще задолго до раскола. Перед ней теплилась лампадка. Около нее две другие иконы в сияющих ризах». На стенах «несколько заграничных гравюр», а подле них «листы самых простонародных русских литографий святых, мучеников, святителей и проч., продающихся за копейки на всех ярмарках. Было и несколько литографических портретов русских современных и прежних архиереев».

«Спаленка» старца Зосимы столь же бедна, как и «собственная келья» о. Амвросия. «Это была маленькая комната, — пишет автор, — с необходимой мебелью: кровать была узенькая, железная, а на ней вместо тюфяка, один только войлок. В уголку у икон стоял аналой, а на нем лежали крест и Евангелие».

С такой же кропотливой точностью описываются в романе покои игумена и развалившаяся келья о. Ферапонта. Достоевский придает огромное духовное значение самой незначительной «фактической» подробности. Его реализм преображает, но никогда не искажает действительность. Наружностью своей Зосима очень напоминает о. Амвросия. Знаменитый оптинский старец в последние годы жизни поражал своей хилостью и болезненностью. Худощавый, бледный, немного сгорбленный, он отличался, однако, неиссякаемой жизнерадостностью. У него была реденькая бородка и небольшие, живые, добрые и проницательные глаза. Писатель пользуется этими чертами для создания образа Зосимы. «Это был невысокий, сгорбленный человек, с очень слабыми ногами, — пишет он, — всего только шестидесяти пяти лет, но казавшийся от болезни гораздо старше, по крайней мере, лет на десять. Все лицо его, впрочем, очень сухенькое, было усеяно мелкими морщинками и особенно было много их около глаз. Глаза же были небольшие, из светлых, быстрые и блестящие, вроде как бы две блестящие точки. Седенькие волосики сохранились на висках, бородка была крошечная и реденькая, клином, а губы, часто усмехавшиеся, — тоненькие, как две бечевочки… Нос не то чтобы длинный, а востренький, точно у птички».

Внешне старец Зосима похож на о. Амвросия, внутренне он связан со св. Тихоном Задонским, которого Достоевский еще в шестидесятые годы «с восторгом принял в свое сердце».

Житие Воронежского Святителя служит писателю материалом для жизнеописания старца. Любовь Зосимы к юному послушнику отражает привязанность св. Тихона к сыну помещика Бехтеева — Никандру. Тот бежит из дому в монастырь, и в ту же ночь Святитель по вдохновению выходит к нему навстречу на берег Дона. Никандр 18–ти лет становится послушником и три года живет в келье Тихона.

Зосима посылает Алешу в мир; в житии Тихона мы читаем: «Василий Иванович Чеботарев, с переездом святителя Тихона в Задонск, поступил к нему келейником, но умер в Ельце мирянином, т. к. святитель почему‑то не благословил его оставаться в монастыре». Митрополит Евгений сообщает, что св. Тихон «часто приезжал к друзьям своим незваный и обыкновенно в такие для них случаи, когда его присутствие бывало для них по обстоятельствам очень нужно… сие случалось наипаче при раздорах семейств, при разделе наследств, при расстройстве детей и тому подобном». Возможно, что эти биографические данные внушили Достоевскому мысль о семейном собрании Карамазовых в келье старца Зосимы. У Тихона в монастыре были враги (у Зосимы — Ферапонт); его осуждали праздные любопытные (вроде госпожи Хохлаковой); он любил беседовать с простолюдинами.