Голев вел тщательнейшую бухгалтерию, записывал все траты. Впрочем, кормили его в магазине, иногда Фатима совала ему с собой какие-то деликатесы: сыр, булочки, вяленую треску - бакалхау, яблоки. А дома он вообще не ел, не завел такой привычки. В общем, он тратился только на сигареты и еженедельные звонки домой. Танька маленько успокоилась, поняла, что муж ее не забыл и планирует однажды вернуться. С деньгами. По телефону она успевала прокричать ему все главные новости в семье и стране, позвать к трубке Севу и Полю, нажаловаться на растущий маразм Луэллы, который уже чуть не привел к беде: Луэлла кипятила пустой чайник, и он начал даже гореть, на вонь прибежала соседка из квартиры напротив, только это и спасло. Танька говорила очень быстро, потом умолкала, спрашивала:

- Ты хоть меня еще... помнишь?

После этих слов уже трудно было снова вставать на работу, хотелось бросить все и мчаться домой пешком. Но Голев брал себя в руки и работал, работал, работал. Ночью ему снились вереницы покупателей: восторженные туристы с дешевым портвейном в руках, старушки, набивающие сумки кошачьим кормом, мальчики с пивом, девочки с сигаретами... Разницы между ночью и утром не было никакой: они плавно переходили друг в друга.

Но однажды все изменилось.

6

По средам Фатима ездила в Келуш, пригород Лишбоа, навещать какую-то старинную бабушку, которая была даже не родственница, а просто знакомая и землячка - Голев не вдавался. Бабушка так бабушка. Вот и в эту среду Фатима отработала полдня, поболтала с Голевым за обедом - ели они тут же, в магазине, - и умчалась в Келуш на мопеде. Нуньес еще с вечера предупредил, что появится только к вечеру, им с братом нужно было переоформить какие-то бумаги на минимеркадо в Байру-Алту.

Голев остался сидеть за прилавком. Читал португальский молодежный журнал, который оставила Фатима, правда, там не было ничего особенно интересного баночки с кремом да картинки с подиумов. Покупателей было мало, в ноябре уже не сезон для иностранных туристов, а для местных тут считалось дороговато. Поэтому, когда зашел этот парень, Голев обрадовался, встал услужливо, улыбнулся. Парень кивнул ему и прошел вглубь к дальним полкам, где было вино. Голев следил за ним отработанным взглядом. Парень был невысокий, широкой кости, смуглый, с картошечным носом. Он неспешно разглядывал бутылки, читал этикетки, потом словно нехотя взвесил в руке бутылку Chellо, протер с нее пыль и понес Голеву. Мягко говоря, не самый дешевый напиток, подумал Голев, но внешне изобразил радость и приветливо протянул руку за бутылкой.

- Откройте, - велел парень, и Голев полез за штопором, который Фатима вечно куда-то запрятывала. Вообще-то в магазине просили открыть пиво, а вино... У Голева что-то промелькнуло в голове, что-то нехорошее, и когда он со штопором вынырнул из-под прилавка, то увидел перед собой маленькое черное дуло, глядевшее ему прямо в лоб.

- Деньги, - спокойно сказал парень, - всю выручку. Быстрее!

Голев вытер пот со лба и усмехнулся.

- Не повезло тебе, приятель! Ты сегодня - первый.

Он рванул ящичек кассы, где уныло скучали несколько монет и тысяча эскудо бумажкой.

- Деньги! - повторил грабитель. - Быстрее!

- Да нет у меня! - отчего-то по-русски сказал Голев и вдруг увидел, что в магазин входит Фатима. Грабитель стоял к ней спиной и был похож на обычного покупателя.

- Ола! - приветливо сказала ему Фатима и начала было рассказывать, что бабушку увезли в больницу с подозрением на... Тут грабитель резко повернулся и схватил девушку, прижал локтем за шею, как обычно показывают в фильмах.