Лесь Гомин. Голгофа
Жене, другу посвящаю Автор
ПРОЛОГ 1 Отец Досифей, заступив на стражу у монастырских ворот, укладывался спать. Вдруг кто-то постучал. «Нечистая сила, — подумал отец Досифей. — И кого это черти носят ночью?» — Во имя отца и сына и святого духа, кто там? — Свои… Откройте. Не бойтесь, — молодо прозвучал из-за ворот сочный голос. Отец Досифей открыл калитку. Темная фигура, согнувшись, протиснулась в узкий проход и выпрямилась перед отцом Досифеем. В темноте он не мог рассмотреть гостя. Тот возвышался над ним, словно высокая башня. — А чего тебе, добрый человече, нужно? Зачем так поздно к нам? — Дело есть, святой отец. Я хотел бы видеть игумена. — Отец игумен, наверное, уже спят. Подожди до утра. — Вы все же покажите, как пройти к нему. Может, и примет. Что поделаешь. Отец Досифей вынужден был уступить настойчивому гостю. — Подожди, брат, вот позову сторожа. Зачем здесь сторож? — спросил кто-то из темноты скрипучим голосом. — Отец игумен идут, — шепотом молвил отец Досифей гостю. — Вот они. Гость насторожился. Мелкими шажками к ним приближалась какая-то бесформенная фигура. — Слава отцу и сыну и святому духу ныне и присно и во веки веков, — приветствовал отец Досифей. — Аминь, — закончил игумен. — Так зачем здесь понадобился сторож? — Да вот, отче, гость пришел к вам. Я думал, вы спите, и не хотел беспокоить. — Благодарю, брат, за заботу. Но кто приходит ко мне с именем божьим, для того я никогда не сплю. А ты кто, раб божий? По какому делу ко мне? — спросил игумен. — Отче, мне надобно исповедаться, — падая на колени, проговорил гость. — Хорошо, пойдем… Игумен засеменил к своей келье. Гость на расстоянии следовал за ним. Русокудрый юноша-послушник, стоявший у входа в келью, низко поклонился игумену. Тот в ответ едва заметно кивнул головой и приказал: — Подай, Василий, все, что нужно для исповеди. Юноша молча поклонился и исчез за дверью. Гость вошел в келью игумена и остолбенел, изумленный ее обстановкой. Пышная резная кровать с горой подушек в вышитых молдавскими узорами наволочках, расшитое домотканое одеяло, самые дорогие молдавские ковры — все приковывало взор. Киот с лампадкой и золотым распятием, толстое Евангелие в серебряном с золотом переплете, мраморный белый умывальник с шестикрылым серафимом, держащим в обеих руках большой ковш с золотой крышкой, навевали на него суеверный ужас. Он испуганно оглядывался, не зная, куда ступить. А отец Ананий, оседлав очками свой маленький, как кнопка, носик, пристально рассматривал гостя. Перед ним стоял юноша лет двадцати пяти, высокий, стройный, плечистый. Лицо продолговатое, смуглое, с чистой бархатистой кожей. Длинный прямой нос красивой формы, красные губы плотно сжаты, словно в каком-то напряжении. Черные глаза, обрамленные густыми ресницами, смотрят будто из бездны. Вся фигура — крепкая, внушительная. Это было одно из тех лиц, которые вызывают на откровенность. И только в том месте, где нос сходился со лбом, прорезались складочки своеволия, упрямства. А брови, соединяясь над переносицей, совсем меняли лицо, и из-под них выглядывали глаза уже другого человека: пытливого, хитрого. Гость был в одежде бедного молдавского крестьянина. Отец Ананий искренне удивился: «Зачем этакому исполину понадобился монастырь? Что привело сюда этого чудилу?» Но вслух сказал: — Раб божий Иван, отдай честь святым иконам и поведай о своем деле. Иван резко повернулся к отцу Ананию и быстрым взглядом окинул его уродливую фигурку. |
