Он мрачно кивнул, не сомневаясь – Норман нашел кого-то еще.

Джейд было жаль брата. Хотелось как-то ему помочь – не словом, а делом.

– Ну, что ты? – спросила она с материнской заботой в голосе.

Он попробовал криво усмехнуться, но не вышло… он беспомощно развел руками.

– Ради Нормана я изменил всю свою жизнь, – сказал он.

– Неправда, – возразила она. – Ты все изменил не только ради Нормана. Ты сам этого хотел.

Он понял, что она права, и снова кивнул.

– Да, верно. Все время жить во лжи – это меня убивало.

– А теперь ты свободен.

– Наверное.

Она стиснула его руку.

– Знаешь, что в таких случаях говорит Беверли? Одно такси пропустил – еще десять приедут.

– Я никого не ищу.

– Пока не ищешь.

На лице его все-таки возникла улыбка.

– Сестренка, я тебя люблю.

– И я тебя, младший братец.

Мелани-Шанна запекла индейку сама. Отварила сладкий картофель, украсила стол брокколи, хлебом, зеленым горошком, приготовила густой соус.

– Вкус-нятина! – похвалил Мэннон, протягивая тарелку за добавкой.

Как-то ее заблудший муж вдруг изменился, подумала Мелани-Шанна, подкладывая ему мяса. Из Пуэрто-Валларты он вернулся другим человеком. Первое, что он сказал:

– Я не хочу разводиться. Я тебя люблю. Люблю ребенка. Из-за этого фильма я совсем спятил. Разводиться не будем. Я хочу продать этот чертов особняк и купить домик в Мэндвилл-Каньоне – около побережья. Там будет место и для лошадей, и для собак. И чтобы у нас появилось еще шесть детей. Как ты на это смотришь?

Поначалу она и думать об этом не хотела. Но Мэннон обладал дьявольским даром убеждения – не говоря об очаровании, – и в конце концов она уступила. Как-никак, она его любила.

– Это были не съемки, а кошмар, – сказал он ей. – В следующий раз ты поедешь со мной. И сына возьмем. Вечера в одиночестве – с этим покончено.

И он так крепко обнял ее, что она испугалась – не хрустнут ли кости.

– Что случилось Мэннон? – спросила она как-то робко.

– Ничего, – ответил он. Помолчав, добавил: – По крайней мере, пока рассказывать не хочется.

Рождественский ленч Нора провела у Силвер – вместе с Фернандо, его приятелем Бойсом, художником Силвер по гриму, Раулем, и ее бывшим агентом Куинном Лэттимором, который недавно развелся с женой, прожив с ней двадцать восемь лет.

– Мне даже думать неприятно о том, что кто-то встречает Рождество в одиночестве, – призналась она Уэсу.

– Угу, – согласился он, вспомнив, сколько раз он встречал Рождество в одиночестве и на мели, а в результате оказывался в постели с женщиной, столь же несчастной и одинокой.

Какое счастье, что Силвер снова с ним разговаривает. Наткнувшись в «Джорджио» на Ребу, она совсем сорвалась с катушек и закатила настоящий скандал – взыграла ревность.

Кто эта женщина?

Ты с ней спал?

Господи, Уэс, где были твои глаза? Может, мне называть тебя Уэсли? Уэсли!

И как она в постели? Хороша? С виду – типичная проститутка. Старая проститутка. Дешевка.

Как ты мог позариться? Когда это было? Недавно?

Мы уже были вместе? Я тебя ненавижу!

Силвер ревнивая – такую Силвер он еще не знал. Уклоняясь от ее язвительных выпадов, он понимал – по крайней мере, он ей не безразличен. И был счастлив. Настолько счастлив, что сделал широкий жест неповиновения – пошел в банк «Ферст Интверстейт», открыл свой сейф и забрал оттуда все приложенные денежки.