За ней должны были последовать другие операции, но сейчас основной заботой врачей было спасти зрение в левом глазу. После поступления в тюремное отделение клиники сутенер, Реджинальд Клинтон Уокер, тоже пошел под нож: ему удалили разорванную селезенку. Уокера обвинили в преступном нападении, поскольку он причинил тяжкие телесные повреждения Мэг Такары, но, естественно, в данном случае обвинение в нападении на офицера полиции было неприменимо.
В смене не было ни одного копа, который не думал бы, что тяжкие телесные повреждения и занятие сутенерством станут причиной соглашения между обвинением и зашитой, но капитан участка и капитан патруля поклялись, что сделают все возможное, чтобы окружной прокурор выдвинул самые серьезные обвинения. Однако дело было приостановлено, потому что Уокер подал многомиллионный иск к управлению полиции и городу за повреждение селезенки, и никто не знал, чем все это закончится.
Днем, за час до инструктажа смены, дежурная медсестра в «Седарс» увидела высокого загорелого молодого человека в футболке и джинсах с мелированными волосами, который нес огромный букет из красных и желтых роз. Перед палатой офицера Мэг Такары сидели и плакали ее мать, отец и две младшие сестры.
Сестра Мэг спросила:
— Цветы, случайно, не для офицера Такары?
— Да.
— Я так и думала, — произнесла медсестра. — Вы четвертый. Но к ней никого не пускают, кроме членов семьи. Они ждут, пока закончится перевязка. Можете поговорить с ними, если хотите.
— Не хочу их беспокоить, — ответил молодой человек.
— Очень красивые цветы. Хотите, я поставлю их в воду?
— Конечно, — сказал он. — Только занесите их в палату при первом удобном случае.
— Приложить к цветам визитку?
— Я про нее забыл, — сказал посетитель. — Нет, не нужно визитки.
— Сказать ей, кто принес цветы?
— Просто скажите… скажите, что когда она почувствует себя лучше, пусть родные отвезут ее к океану.
— К океану?
— Да. Океан — великий целитель. Можете передать ей это, если хотите.
На инструктаже присутствовали лейтенант и три сержанта, в том числе Пророк. Он взял на себя заботу объяснить, что произошло, и сделал это так просто, будто случившееся было в порядке вещей. События на Сансет-бульваре деморализовали и обозлили копов, и начальство знало об этом.
Когда Пророка попросили поговорить об этих событиях, он сказал лейтенанту:
— В своих мемуарах Лоуренс Аравийский писал, что быть старым и мудрым означает быть усталым и разочарованным. Он не дожил до того, чтобы убедиться, насколько он был прав.
В полшестого вечера Пророк, сидящий рядом с лейтенантом, выпил пару таблеток и обратился к копам, собравшимся в комнате для инструктажа:
— По последним данным, Мэг находится в сознании и отдыхает. Похоже, мозг не поврежден, и хирург сказал, что настроен оптимистично насчет восстановления зрения. По крайней мере большей части зрения.
В комнате стояла такая тишина, какой Пророк еще не слышал, пока Баджи Полк дрожащим голосом не спросила:
— Они считают, она будет выглядеть… так же?
— О ней заботятся лучшие хирурги. Я уверен, она будет выглядеть прекрасно. Со временем.
Фаусто, сидевший рядом с Баджи, спросил:
— Она выйдет на работу, когда поправится?
— Слишком рано об этом говорить, — ответил Пророк. — Все будет зависеть он нее самой. От того, как она будет себя чувствовать после пережитого.
— Она вернется, — заявил Фаусто. — Ведь это она бросилась за гранатой, да?
Баджи хотела что-то сказать, но не смогла. |